Что у Линды действительно было, так это превосходная фигура. В жизни не видел я лучшей фигуры. И Линда очень следила за своим весом.
Как я уже говорил, развиваешь у себя шестое чувство, если женат на женщине вроде Линды. Я внимательно и не без тревоги наблюдал за Джеффом, так как если у кого-нибудь был шанс на успех, то, уж конечно, он был у Джеффа Джеффриса. Но я мог убедиться, что здесь все в порядке. Им было весело вместе, и он любил пошутить с ней, но я видел, что все это несерьезно. И он был очень нежен со Стеллой, своей женой: то и дело пожимал ей руку, во время танцев целовал в висок и все такое. Что, как подумаешь, было довольно странно, так как привлекательной Стеллу Джеффрис менее всего можно было назвать. Она была просто чертовски славной. По-настоящему славной. Мне она очень нравилась, куда больше, чем Джефф.
Меня, конечно, самого удивляло, что я женился на Линде Уилстон. Под этим именем я знал ее в школе. Мы оба были в выпускном классе. Она уверяла, что помнит меня, но не думаю, чтобы она действительно помнила. Школа была огромная, с примерно семью тысячами учащихся, а я в то время держался еще больше особняком, чем сейчас. После уроков я вынужден был работать, и у меня не было возможности участвовать в развлечениях. Линда принадлежала к совсем иному миру. Я видел ее только издали. Я был застенчив тогда. По ночам я мечтал о ней, но ни за что на свете не отважился бы заговорить с ней на перемене. Ее постоянно окружали самые шикарные ребята. Я не видел ее после окончания школы, но время от времени продолжал вспоминать, гадая, что с ней сталось.
Я демобилизовался и стал работать, а неделю спустя увидел ее на улице. Я направился прямо к ней и сказал: «Привет, Линда!» Она озадаченно на меня посмотрела. Я назвал себя и сказал, что мы вместе учились в школе. Мы пошли пить кофе. И тут я заметил, что она очень скверно выглядит. Она казалась больной. На ней была поношенная одежда, и сама она как-то увяла. Вся ее прежняя живость исчезла.
Она откровенно призналась, что лишилась всех средств и ищет работу. Она только что приехала из Калифорнии. История, которую она мне поведала, была весьма трагична. Родители ее умерли. Она была замужем за моряком, и он погиб. Он не перевел на нее свой страховой полис, а его родные в Кентукки не пожелали иметь с ней дела, так как он женился против их воли, оставив в своем родном городе девушку.
Некоторое время она работала в Калифорнии, а затем вышла замуж за военного летчика. Он попал в какую-то историю, и его с позором уволили. Только тут выяснилось, что в Мэне у него жена и двое детей. Линда снова стала работать, но заболела, и, когда болезнь съела все ее сбережения, ее перевели в больницу для бедняков, откуда выписали, как только она встала на ноги.
Говорят, мужчинам от войны достается, но, как вы сами видите, Линде досталось от войны не меньше, чем мужчине. Все пережитое словно вынуло из нее душу, и мне было больно смотреть на нее. Жизнь рикошетом отбросила ее ко мне. Что я сделал — это поднял ее, встряхнул, вдохнул в нее ее утраченную душу. Мне, можно сказать, повезло, потому что я и мечтать не смел, что когда-нибудь женюсь на Линде Уилстон. Я все еще помнил время, когда, идя после школы работать, видел, как Линда с целой компанией ребят забиралась в машину и уезжала куда-то веселиться.
Говорят, первый год супружеской жизни самый трудный. Для нас он, по-моему, был самым счастливым. Сначала Линда еще хандрила, но постепенно стала все больше и больше оживать. Ко мне она относилась тепло и с благодарностью. Я не требовал, чтобы она меня любила. Я надеялся, что это придет потом, ну, а если и не придет, тоже не беда. Я был рад уже и тому, что она рядом и что, когда я иду с ней, люди на нее оборачиваются.
Трудно самому оценить свой брак. Трудно сказать, хорош он или плох. Может быть, вообще не бывает абсолютно хороших или плохих браков. Я знаю только, что после первого года совместной жизни между нами появилась натянутость. У нас были разные вкусы, разные взгляды на жизнь. Я говорил Линде, что требования ее чрезмерны: она говорила мне, что не хочет влачить жалкое существование. У нас не бывало бурных ссор, не такой у меня характер. А последние годы все вообще понемногу образовалось. Мы пришли к своего рода компромиссу. Она примирилась с моим образом жизни, а когда мы могли себе это позволить, уезжала на время, обычно в Чикаго. Это давало ее нервам разрядку.