С палубы его заметили. Засвистели дудки - на судне готовились встречать капитана. Но он не торопился. "Сатерленд", еще не загруженный припасами, осел неглубоко, и над водой виднелась широкая полоса медной обшивки. Слава Богу, хоть медь новая. На фордевинд уродливое судно пойдет достаточно ходко. Ветер развернул "Сатерленд" поперек прилива, обратив его к Хорнблоуэру кормовым заострением корпуса. Разглядывая обводы "Сатерленда", Хорнблоуэр думал, как выжать из него все возможное. Пригождался двадцатидвухлетний морской опыт. Он уже представил мысленно диаграмму приложенных к кораблю сил - давление ветра на паруса, боковое сопротивление киля, трение обшивки, удары волн о нос, прикидывал, какие испытания проведет в первую очередь, как наклонит мачты и удифферентует судно поначалу, еще до этих испытаний. И тут же с горечью вспомнил: что толку думать об этом, пока у него нет матросов!
- Весла на воду! - рявкнул он лодочникам, и те снова принялись грести.
- Суши весла, Джек, - сказал баковый загребному, оглядываясь через плечо.
Лодка развернулась под кормой "Сатерленда" - уж эти ребята знают, как подвести лодку к военному кораблю. Теперь Хорнблоуэр видел кормовую галерею - чуть ли не единственное, что находил привлекательным в своем новом корабле. К счастью, при ремонте в доке ее не убрали, как у других линейных кораблей. На этой галерее можно будет в полном одиночестве наслаждаться ветром, морем и солнцем. Можно будет поставить парусиновый стул. Можно будет даже прохаживаться вдали от посторонних взоров - галерея протянулась на целых восемнадцать футов - и пригибаться особенно низко не надо. Хорнблоуэр мечтал, как после утомительных сборов окажется в море, как будет расхаживать по приватной кормовой галерее и как, наконец, чуть-чуть расслабится. Однако без пополнения эти мечты могут так и остаться мечтами. Надо где-то найти матросов.
Хорнблоуэр нащупал в заднем кармане серебряную монетку. Жалко было швыряться серебром, но он боялся уступить в щедрости другим капитанам они-то, наверно, расплачиваются не скупясь.
- Спасибо, сэр. Спасибо, - сказал загребной, козыряя.
Хорнблоуэр поднялся по трапу и дальше через входной порт, покрашенный грязновато-желтой охрой поверх облезлой, голландской еще позолоты. Дико засвистели боцманские дудки, морские пехотинцы взяли на караул, фалрепные вытянулись по струнке. Вахту нес помощник штурмана Грей - лейтенанты во время стоянки в порту не дежурят. Хорнблоуэр отсалютовал шканцам, Грей козырнул. До разговора Хорнблоуэр, по-прежнему строго соблюдавший себя от излишней болтливости, не снизошел, хотя Грей был его любимцем. Он молча огляделся.
Натягивали такелаж, и по всей палубе были разложены тросы, но Хорнблоуэр различал за мнимым беспорядком стройную, отлаженную систему. Бухты троса на палубе, кучки работающих матросов, на полубаке команда парусного мастера сшивает марсель - все производило впечатление неразберихи, но то была неразбериха организованная. Строгие приказы, которые он отдал своим офицерам, пошли на пользу. Команда "Лидии", когда ее перевезли на "Сатерленд", не дав и дня погулять на берегу, чуть не взбунтовалась - теперь она снова управляема.
- Старшина судовой полиции хочет доложить, сэр, - сказал Грей.
- Пошлите за ним, - отозвался Хорнблоуэр.
Старшина судовой полиции, некто Прайс, отвечал за поддержание дисциплины на корабле. Хорнблоуэр его еще не видел. Он решил, что речь пойдет о наказании за служебный проступок, и со вздохом придал лицу выражение неумолимой суровости. Возможно, придется назначать порку. Хорнблоуэру претила мысль о крови и мучениях, но впереди долгое плавание, команда навзводе, и, если потребуется, надо драть без всякого снисхождения.
Прайс появился на переходном мостике во главе необычной процессии. Тридцать человек шли, попарно скованные наручниками, только последние двое заунывно звенели ножными кандалами. Почти все были в лохмотьях, ничем решительно не напоминавших моряцкую одежду. У многих лохмотья были из дерюги, у других - из плиса, и, приглядевшись повнимательнее, Хорнблоуэр угадал на одном нечто, прежде бывшее молескиновыми штанами. А вот на его напарнике явно когда-то был приличный костюм - черный суконный, теперь он порвался, и в прореху на плече выглядывало белое тело. У всех были всклокоченные бороды - черные, рыжие, желтые и сивые, у всех, кроме лысых. Торчали в разные стороны грязные космы. Два суровых капрала замыкали шествие.
- Стоять, - приказал Прайс. - Шапки долой.
Процессия замялась и остановилась. Одни тупо смотрели на палубу, другие испуганно озирались.
- Это что за черт? - резко осведомился Хорнблоуэр.
- Новобранцы, сэр, - сказал старшина. - Солдаты их привели. Я расписался в приемке.
- Откуда они их взяли? - так же резко продолжал Хорнблоуэр.
- С выездной сессии суда в Экстере, сэр, - произнес Прайс, извлекая из кармана список. - Четверо - браконьеры. Уэйтс - тот, что в молескиновых штанах, сэр, - воровал овец. Вот этот в черном - двоеженец, сэр - прежде был приказчиком у пивовара. Остальные все больше воры кроме этих двух - они поджигали стога, да тех двух в кандалах. Их осудили за разбой.
- Кхе-хм. - Хорнблоуэр на мгновение лишился дара речи. Новобранцы, моргая, смотрели на него - кто с надеждой, кто с ненавистью, кто равнодушно. Виселице, тюрьме или высылке в колонии они предпочли флот. Ясно, почему они в таком плачевном состоянии - последние несколько месяцев они провели в тюрьме. Славное пополненьице - махровые смутьяны, хитрые лодыри, придурковатые мужланы. Но это - его матросы. Они напуганы, угрюмы, встревожены. Надо расположить их к себе. Как это сделать, подсказало природное человеколюбие.