– Замечания? – спросил адмирал. – Капитан Хорнблауэр?
Хорнблауэр оглядел большую каюту, подушки на рундуках, столовое серебро, сытые лица Эллиота и Болтона; Сильвестр не расставался с бумагами и чернильницей, Вильена в ярко-желтом мундире лениво озирался по сторонам, пропуская мимо ушей непонятный ему английский разговор. На противоположной переборке висел изумительно похожий портрет леди Барбары, Хорнблауэру казалось, что сейчас он услышит голос. Интересно, куда девают картину на время боя? С усилием Хорнблауэр оторвал мысли от леди Барбары и постарался как можно тактичнее объяснить, что ему не нравится план как таковой.
– Я думаю, – медленно произнес он, – что неразумно всецело полагаться на испанскую армию.
– Их семь тысяч, и они готовы выйти в поход, – сказал Лейтон. – Между Олотом и Росасом всего тридцать миль.
– Но им предстоит миновать Жерону.
– Полковник Вильена заверил меня, что войско без артиллерии легко пройдет окольными дорогами. Сам он проделал этот путь четыре раза.
– Да, – сказал Хорнблауэр. Один всадник на горной дороге – это еще отнюдь не семитысячное войско. – Можем ли мы быть уверены, что там пройдут семь тысяч человек? И что они дойдут?
– Для осады хватит четырех тысяч, – сказал Лейтон, – и генерал Ровира определенно пообещал выступить.
– И все же они могут не дойти, – настаивал Хорнблауэр. Он понимал: бессмысленно спорить с человеком, который не знает цены испанским обещаниям и которому не хватает воображения представить два войска, разделенные тридцатью милями гор, и все сложности взаимодействия между ними. Между бровями Лейтона пролегла выразительная морщина.
– Вы хотите предложить что-то иное? – спросил он с явным нетерпением.
– Я предложил бы, чтоб эскадра опиралась только на собственные силы и не зависела от испанской армии. Батарею Льянце восстановили. Почему бы снова ее не взять? Шестисот человек хватило бы.
– Мне предписано, – важно произнес Лейтон, – действовать в теснейшем сотрудничестве с испанскими силами. В Росасе гарнизон менее двух тысяч человек, у Ровиры семь тысяч в каких-то тридцати милях. Главная часть семи французских корпусов стоит южнее Барселоны – у нас в запасе по меньшей мере неделя. Эскадра предоставит тяжелые пушки, артиллеристов и отряд, который первый пойдет в пролом. Мне это представляется исключительно удачной возможностью провести совместную операцию, и я затрудняюсь понять ваши возражения, капитан Хорнблауэр. Но, может быть, они не так и бесспорны?
– Я всего лишь высказал их по вашей просьбе, сэр.
– Я просил вас не возражать, а сформулировать свои замечания или полезные соображения. Я ждал от вас большей преданности, капитан Хорнблауэр.
Это лишало спор всякого смысла. Если Лейтон хочет, чтоб ему поддакивали, не о чем и говорить. Он явно уверен в успехе своего предприятия. Хорнблауэр сознавал, что его возражения скорее интуитивны, чем рассудочны, а капитану не след ссылаться перед адмиралом на свой более богатый опыт.
– Заверяю вас в своей преданности, сэр.
– Очень хорошо. Капитан Болтон? Капитан Эллиот? Никаких замечаний? Тогда мы можем немедленно приступить к подготовке. Мистер Сильвестр составит для вас приказы в письменном виде. Надеюсь, что мы с вами стоим на пороге величайших свершений.
Действительно, взять Росас было бы величайшим свершением. Город связан с морем и при поддержке сильной британской эскадры выдержит долгую осаду. Он будет постоянно угрожать французским коммуникациям. Отсюда можно будет перебросить испанскую армию в любое место на побережье, так что семи корпусам придется не завоевывать Каталонию, а осаждать Росас. Но о том, что поблизости французов нет, известно от испанцев, испанец Ровира обещался привести из Олота войско, он же посулил найти тягловый скот, чтоб перетащить осадную артиллерию.
Однако Лейтон решился, и оставалось только взяться за дело со всем возможным рвением. Если все пойдет гладко, они одержат крупную победу. Хотя Хорнблауэр и не слышал, чтоб какая-нибудь совместная операция прошла без сучка, без задоринки, он мог, по крайней мере, надеяться и ради этой надежды продумывать, как выгрузит на берег тяжелые пушки.
Двумя днями позже эскадра в ранних сумерках скользила по воде, обрывы полуострова Креус маячили в отдалении. Якорь бросили в бухте возле Сильвы-де-Мар, которую еще раньше сочли наиболее удобной для высадки. В четырех милях к западу располагалась батарея в Льянце, в пяти милях к востоку – батарея на мысе Креус, в пяти милях к югу, за хребтом, тянущимся к мысу Креус, лежал Росас.
– Удачи, сэр, – сказал из темноты Буш, когда Хорнблауэр спускался в шлюпку.
– Спасибо, Буш, – отозвался Хорнблауэр. В неофициальном разговоре можно иногда пропустить неизменное «мистер». Буш большой шершавой ладонью нашел в темноте и сжал его руку – надо же, Буш серьезно встревожен предстоящей операцией.
Гичка быстро неслась по воде, в которой отражались бесчисленные звезды; вскоре тихий плеск волн о песчаный пляж стал слышнее, чем осторожный шум грузящегося в шлюпки войска. С берега окликнули – по-испански. Хорошо – значит, на берегу не французы, может быть даже, это обещанные гверильеро. Хорнблауэр спрыгнул на берег, из темноты выступили несколько человек в плащах.
– Английский капитан? – спросил один по-испански.
– Капитан Горацио Хорнблауэр, к вашим услугам.
– Полковник Хуан Кларос, третья терция каталонского ополчения. Приветствую вас от имени генерала Ровиры.
– Спасибо. Сколько у вас людей?
– Моя терция. Тысяча человек.
– Сколько вьючных животных?
– Пятьдесят лошадей и сто мулов.
Вильена обещал, что на берег сгонят вьючных животных со всей северной Каталонии. До Росаса четыре мили по горной дороге и миля по равнине – чтобы тащить одну двадцатичетырехфунтовую пушку весом в две с половиной тонны по плохой дороге, нужно пятьдесят лошадей. Если б животных оказалось меньше, Хорнблауэр не тронулся бы с места.
– Отведите гичку обратно, – сказал Хорнблауэр Лонгли. – Пусть высадка продолжается.
Потом снова повернулся к Кларосу.
– Где генерал Ровира?
– За Кастельоном, идет на Росас.
– Сколько с ним людей?
– Все способные носить оружие испанцы Северной Каталонии, исключая мою терцию. Не менее семи тысяч человек.
– Хм.
Все пока идет, как обещано. Войско должно быть под стенами на заре, осадную артиллерию надо перетащить максимально быстро и сразу начать обстрел. Росас надо взять до того, как подоспеет французская армия из Барселоны, и времени совсем немного. Испанцы держат слово, Хорнблауэр должен сдержать свое.
– Наблюдают ли ваши люди за Росасом? – спросил он.
– Кавалерийский эскадрон поднимет тревогу в случае вылазки.
– Превосходно.
До зари он пушки далеко от берега не утащит, за это время Ровира должен взять Росас в кольцо, о любой вылазке доложат кавалеристы. Хорошо продумано. Похоже, он недооценивал испанцев, или просто каталонские ополченцы воюют лучше регулярной испанской армии – что весьма правдоподобно.
У берега плескали веслами все новые шлюпки, из первых матросы уже с шумом выпрыгивали в слабо фосфоресцирующую воду. Красные мундиры пехотинцев в сумерках казались черными, и на них ярко выделялись белые перекрестия портупей.
– Майор Лайрд!
– Сэр!
– Поднимитесь со своими людьми на вершину обрыва. Поставьте пикеты, где сочтете нужным. Помните ваши приказы. Не отпускайте никого дальше, чем на расстояние окрика.
Не доверяя бдительности испанских дозорных, Хорнблауэр хотел установить прочный заслон на случай внезапного нападения, но так, чтобы не получилось никаких накладок – а это нелегко, когда в темноте звучат три разных языка – английский, испанский и каталанский. Такого рода мелкие технические затруднения вряд ли предвидел не обремененный большим жизненным опытом адмирал. Барказы с пушками встали на мель далеко от берега. Матросы уже вытаскивали понтон, по распоряжению Хорнблауэра составленный из связанных в плоты рангоутных дерев и бочек. Кавендиш, первый лейтенант с «Плутона», работал толково и не беспокоил Хорнблауэра вопросами.