Это им не вполне удалось. Сперва одна, потом другая пушка выстрелили раньше времени – Бог весть, куда угодили ядра. Хорнблауэр развернул «Сатерленд» почти параллельно противнику и махнул Джерарду. Оба корабля дала залп с интервалом не более полсекунды; «Сатерленд», накренившийся от отдачи, еще сильнее накренился от ударивших в него ядер. В ушах стоял треск ломающейся древесины вопли и крики раненых.
– Стреляй, ребята! Стреляй, как зарядите! – орал Джерард.
Не зря он столько гонял матросов на учениях. Банники вошли в дымящиеся жерла, порох, прибойники и ядра не заставили себя ждать. Почти хором загремели по палубе катки, почти хором взревели пушки. На этот раз между залпом с «Сатерленда» и нестройным ответом противника получился некоторый разрыв. Слабый ветер не мог разогнать дым, и Хорнблауэр видел артиллеристов главной палубы, словно в густом тумане, но мачты и паруса француза, как ни в чем не бывало, торчали на фоне синего неба. Третий залп с «Сатерленда» последовал сразу за вторым с француза.
– Три на два, обычное дело, – хладнокровно заметил Буш. Ядро попало в кнехт бизань-мачты и осыпало палубу щепками. – А он по-прежнему нас перегоняет, сэр.
Ужасающий грохот мешал сосредоточиться. Кругом гибли люди. Капитан Моррис и его пехотинцы с переходного мостика стреляли по вражеской палубе из ружей: между кораблями было меньше ружейного выстрела. Теперь и «Сатерленд» палил нестройно, более опытные расчеты заряжали и выдвигали быстрее. Иногда несколько пушек выстреливали одновременно, и тогда грохот получался еще оглушительнее – так четверка лошадей на каменистой дороге выстукивает копытами то в унисон, то снова вразнобой.
– Кажись пореже стреляют, – сказал Буш. – И неудивительно.
Убитых на главной палубе не так много, «Сатерленд» еще поборется.
– Гляньте на их грот-мачту, сэр! – завопил Буш.
На французском корабле грот-стеньга медленно и важно наклонилась к носу, брам-стеньга тоже клонилась, еще под большим углом. Потом в дыму грот-мачта откачнулась к корме. Тут рушащаяся масса реев и парусов утратила всякую важность, на долю секунды зависла в воздухе S-образно и устремилась вниз, таща за собой фоки и крюйс-стеньги. Хорнблауэр с мрачным удовольствием думал, что в Росасе не удастся разыскать запасную мачту. Команда «Сатерленда», победно вопя, торопилась последний раз обстрелять противника – корабли быстро расходились. Через минуту пальба стихла, ветер унес дым, над обезображенной палубой засияло солнце.
За кормой недавний противник дрейфовал, волоча у борта сломанные мачты с парусами; на второй орудийной палубе погонное орудие торчало из порта под немыслимым углом – оно уж точно больше не выстрелит. В четверти мили впередиих первый противник под всеми парусами мчался к Росасу, по французскому обыкновению бросив товарищей на произвол судьбы. Дальше над горизонтом вздымались бездушные испанские горы, над золотистым пляжем белели крыши Росаса. «Сатерленд» был уже почти у входа в залив, на полпути между ним Росасом чернели на водной глади два гигантских жука – канонерские шлюпки шли на веслах из Росаса.
Со стороны покалеченного неприятеля приближались два других корабля: трехпалубник под вице-адмиральским флагом, двухпалубник в его кильватере. Надо было решаться.
– Эй, на мачте! – крикнул Хорнблауэр. – Флагман видите?
– Нет, сэр, только «Кассандру».
Ее жемчужно-белые марсели Хорнблауэр и сам видел на горизонте. Значит, «Плутон» и «Калигула» милях в двадцати и, похоже, заштилели. Легкий ветерок, который подгоняет «Сатерленд» к заливу, всего лишь морской бриз – день достаточно жаркий. Лейтон скорее всего не успеет на место сражения. Хорнблауэр может повернуть оверштаг и устремиться к безопасности, обойдя французов, если те попробуют ему помешать, а может преградить им путь. С каждой секундой они ближе к Росасу – решать надо быстро. Если он выберет бой, Лейтон, возможно, еще подоспеет – но шансы на это исчезающе малы.
«Сатерленд» разнесут в щепки, но достанется и неприятелю: французы не смогут выйти из Росаса в ближайшие дни или даже недели. В противном случае, пока британцы будут готовить атаку, они могут ускользнуть из Росаса, как ускользнули из Тулона, трое из них, по крайней мере.
Хорнблауэр мысленно прикидывал, разумно ли жертвовать одним семидесятичетырехпушечным британским кораблем, чтобы наверняка уничтожить четыре французских. И туг понял, что это неважно. Уклонись он от боя, и до конца жизни будет подозревать себя в трусости – ему отчетливо представились годы и годы невыносимых угрызений. Он будет драться, разумно это или нет. И тут же понял, что да разумно. Еще секунду он помедлил, глядя на голубое небо, которое любил, и судорожно сглотнул, собирая себя в кулак
– Положите судно на левый галс, мистер Буш, – сказал он.
Команда закричала «ура!»; несчастные глупцы, они радуются, что снова вот-вот сойдутся с неприятелем, хотя для половины из них это верная смерть. Хорнблауэр жалел – или презирал? – ослепленных жаждой славы матросов. Буш, судя по тому, как осветилось его лицо, недалеко ушел от остальных. Он хочет убивать французов потому что они французы; его не страшит перспектива остаться безногим калекой, если прежде он успеет покалечить нескольких лягушатников.
Ветер нес к ним изуродованный двухпалубник под контрадмиральским флагом – и его, и всех, кого удастся покалечить, вынесет в залив, под защиту пушек. На палубе француза матросы вяло разбирали обломки. Увидев, что пушки «Сатерленда» направляются на них, они побросали работу и бросились врассыпную. Прежде, чем корабли разминулись, «Сатерленд» дал три бортовых залпа, в ответ выстрелила лишь одна пушка. Еще полсотни убитых французов для Буша, зло подумалось Хорнблауэру, когда смолк грохот катков и притихшие матросы замерли в ожидании приказов. Вот и трехпалубник, прекрасный под пирамидой парусов, грозный с рядами выдвинутых пушек. Даже сейчас Хорнблауэр с профессиональным интересом отметил заметный завал бортов – англичане такого не делают.
– Чуть под ветер, помалу, – сказал он рулевому. Сейчас он повиснет на французе, как бульдог. Медленно-медленно поворачивал «Сатерленд». Хорнблауэр видел, что его последний маневр будет выполнен так безукоризненно, как только можно желать. «Сатерленд» шел теперь в точности тем же курсом, что и его противник. Корабли сближались. Их пушки, в ста ярдах друг от друга, одновременно оказались наведены и одновременно окутались дымом.
В предыдущих стычках время текло замедленно. Теперь оно ускорилось, адский грохот бортовых залпов не смолкал ни на секунду, бегущие в дыму люди, казалось, мечутся с невероятной быстротой.
– Ближе к неприятелю, – приказал Хорнблауэр рулевому. Последний приказ отдан, можно больше не думать, раствориться в безумии происходящего. Ядра взламывали палубу вокруг, доски разлетались в щепки. Как в страшном сне Хорнблауэр видел: Бушу оторвало ступню, он падает, заливая палубу кровью. Двое матросов пытаются поднять его и унести вниз.
– Оставьте меня, – говорил Буш, – отойдите от меня, сволочи.
– Унесите его, – приказал Хорнблауэр. Резкость его голоса вписывалась в общее безумие – на самом деле он радовался, что может отправить Буша вниз, где тот, возможно, останется живым.
Рухнула бизань-мачта – реи, блоки и тали падали рядом с Хорнблауэром, такие же смертоносные, как летящие извне ядра, но он был еще жив. Фор-марса-рей сорвался с боргов – сквозь дым Хорнблауэр видел, как Хукер с матросами лезет по вантам привесить его на место. Боковым зрением он видел: в дыму надвигается нечто огромное, непонятное. Это четвертый французский корабль приближался с другого борта, по которому еще не стреляли. Хорнблауэр понял, что машет шляпой и выкрикивает какую-то чепуху, матросы с криками «ура!» выдвигают пушки правого борта. Дым стал гуще, грохот оглушительнее, стреляли все орудия до одного, корабль сотрясался от отдачи.
Малыш Лонгли, чудом уцелевший после падения с крюйс-салинга, оказался рядом.