Устроились поначалу неплохо. Общага. Питание за счет работодателя. Название конторы сейчас уже не вспомню, какой-то «Пром-строй-дорог-ремонт». Работа тяжелая, в основном на лопате. Иногда на погрузчике, бульдозере или асфальтоукладчике приходилось впахивать. Кореша быстро растворились на просторах Родины, потому как тяжело работать не привыкли. А я втянулся. И даже нравиться стало.
Полгода где-то отработал. Стали нам зарплату задерживать. Все чаще и чаще. А потом вообще платить перестали. Пару авансов выдали и тишина. Месяца четыре мы терпели. Потом заявились к директору, втроем, говорим:
— Когда зарплата будет?
А он нам отвечает, нагло так, губу оттопырил и с ленцой произносит:
— Слышь, лимита, вы чего, права качать приперлись? А ну валите нахер отсюда, уволены все трое по статье, без выплаты выходного пособия.
Я сперва тормознул, думал, придурок пошутил.
— Ты чего, — говорю, — директор. Нам работа нужна. Только вот пашем-пашем, а кроме аванса, выданного четыре месяца назад — ничего. Одни обещания. Даже выпить не на что.
А он отвечает:
— Пошли вон, быдло. Не о чем мне с вами разговаривать.
Ну, ты же знаешь, Петрович, я же всегда за справедливость. Кулаки сами собой сжались, я вперед шагнул и говорю:
— Мудила, пока бабки за работу не отдашь, никуда мы отсюда не уйдем.
Он на меня взглянул исподлобья. Видимо, струхнул. Позвонил куда-то.
— Сейчас, — говорит, — бабло кассир привезет. И рассчитаемся сразу за все.
Вот только вместо кассира подъехали крепкие ребята. Человек шесть — семь. Не знаю, не считал я их. С бейсбольными битами. Я сразу все понял, в стойку стал, приготовился. А работяги, с которыми я на разборки к директору поперся, по одному в разные стороны линять начали. Их даже и не били особо. Максимум, пару раз битой по спине перетянули. А на меня все скопом накинулись, суки. Как будто почувствовали, что со мной не все так просто окажется.
Ну, ты ж меня знаешь, Петрович? Я отступать не привык. Посмотрел, а серьезный боец из них только один. Бывший спортсмен. Остальные так, быки, мужичье. Толпой одного завалить могут, а в серьезных замесах никогда не участвовали. Только зря в качалку ходят, время теряют, потому что после качалки бухать садятся.
Так что похеру мне было на их биты. Вырвал я одну и пошел куролесить. Первого спортсмена уложил, а с остальными проще оказалось. Как закрутилась мельница, страшно сказать. Трое попали в реанимацию, а один совсем остыл…
Струхнули ребятки, постепенно отступать начали. Слабину показали. А в самый разгар веселья подлетают то ли менты, то ли спецназ. Да кто их там, в балаклавах, разберет? Выгрузились из бобиков и давай всех подряд вязать, включая директора и его крышу. И все бы ничего, да у меня от боли кровавая пелена на глаза упала. Досталось мне изрядно, сам понимаешь. Некогда мне тогда было разбирать, где свои, а где чужие. Короче говоря, Петрович, я сгоряча еще и двух ментов уконтропупил. Благо, что не насмерть…
Одним словом, спецназ — не бандиты, очень быстро меня вырубили. Очнулся в КПЗ. Потом одиночка. Суд. Навешали мне столько статей, что на целый взвод хватило бы. Все равно 102-я все перевесила. Дали десять лет. И это еще по-божески, я считаю. А потом этап. Привезли в Хабаровск. Зона. Там еще пять лет добавили за драку. Вот так как-то…
— А дальше? — спросил Самохвалов.
— Да не стоит, — отмахнулся Сергей, — какой смысл?
— Душу облегчить, приоритеты расставить, понять, что именно произошло и почему?
— Да понял я, что произошло, — проворчал Мотыль, — много чего понял, благо времени навалом было. А вот сделать ничего толком не мог. Да и многое рассказывать, — он многозначительно кивнул на Ерохина, — при будущем начальстве не хочется, — и деланно рассмеялся.
— Понял, — кивнул головой полковник, развернулся к сейфу и принялся выгребать содержимое прямо на письменный стол: пару бутылок коньяка, початую бутылку вискаря, лимон, шоколад, колбасу. Нашлись в неисчерпаемых недрах сейфа советского производства и три граненых стакана. Самохвалов быстро налил по полстакана виски. Складным ножом грубо покромсал дорогую колбасу. Хлеба в сейфе не оказалось, но это никого не смутило. Полковник поднял стакан:
— За твою свободу! — чокнулись и выпили по первой. Самохвалов без паузы налил по второй.
— Давай, Сереж, пей, закусывай и продолжай рассказ уже без остановок. Чтобы я из тебя щипцами по одному слову не тянул. Ты, самое главное, рассказывай. Ерохин теперь посвященный, так что давай все без утайки. И ты, Ерохин, не кочевряжься. Хватай стакан!