Но было что-то, о чем он никому не рассказывал. Еще в детстве его начали посещать удивительные сны. Эти сны продолжались много лет. Дело в том, что в этих снах Данор разговаривал на незнакомом ему языке. Это был сочный и певучий язык, который легко изливался с округлявшихся губ. Он получал удовольствие от изысканно утонченных бесед, читал книжки и даже сочинял стихи, используя все нюансы языка. Но когда просыпался - то никогда не мог вспомнить ничего из своих лингвистических сновидений. Неужели, думал Данор, в своих снах он воспроизводит тарабарщину, которая кажется ему великим языком. И его выдуманные собеседники общаются с ним, пользуясь той же тарабарщиной.
Тогда он положил возле кровати блокнот с ручкой и, проснувшись, записывал все, что всплывало в еще сонной памяти. Или включал звукозаписывающую аппаратуру и наговаривал на нее какие-то слова и звуки. Это напоминало ему процесс восстановления прошлого по каким-то черепкам и обломкам костей. Каждый такой сон был как еще один раскопанный камешек с надписями. Когда накопилось достаточно большое количество записей, то он стал работать с ними профессионально, и с изумлением наблюдал как постепенно вырисовывается некая грамматическая структура. Если бы он кому-то рассказал об этом, то, наверно, им бы занялся психиатр.
-------------------------------------------------------------------------------
А сейчас Данор смотрел на салфетку, в начале с удивлением, а затем с негодованием. Какого черта его завлекают в эти детские игры. Он респектабельный преподаватель и исследователь, который не собирается конфликтовать с законом. От коротких записей на салфетке исходил острый запах опасности. Данор инстинктивно скомкал салфетку и выбросил в корзинку у ног. Надо побыстрее ее позабыть и заняться своими делами.
На следующий день Данор сидел в своем кабинете на кафедре Исторической Лингвистики и проверял работы студентов. Обычная рутина преподавателя, которою он ненавидел и поэтому хотел побыстрее закончить, чтобы заняться составлением расширенного словаря первого про-языка, из которого предположительно произошли языки Европы и Африки. Донор был уверен, что новые языки возникают при смешении языковых генов родственных языков. Как он не верил, что мутации могут создать из кошек обезьян, так он ощущал, что диалекты языка далеко не уйдут от источника. Чтобы создать новый вид - нужны новые гены. Одно ему мешало - ведь если был единый Про-Язык - то ему не с кем было смешиваться.
Данор облегченно отложил в сторону последнюю тетрадку, и в это время дверь в его кабинет распахнулась и туда, без приглашения, ворвались два студента. Один из них был Меравел, а второй - вернее вторая - была та самая худая девушка, которая позабавила Донора новым словом "веселушка".
На этот раз девушка выглядела растерянно и умоляюще обратилась к Данору:
- Спрячьте нас, умоляю! Они уже близко...
- Кто ОНИ?- изумился Данор.
Марвел затравленно оглянулся на дверь и кивнул на подружку:
-Познакомитесь. Это Марлина. Моя подружка.
Данор вежливо привстал, но Мервелу было не до церемоний:
-Доктор Данор! Полингвиция преследует нас. Нам нужна ваша помощь!
-Ну вот, все же втянули, - не выдержав, ругнулся Марвел.
Полингвиция (так называлась Лингвистическая Полиция) была создана одновременно с УЛКом. Ее цель была отслеживать и препятствовать искажению УЛКа. Мировое правительство опасалось, что УЛК будет засорен диалектами, которые постепенно коррозируют истинный язык. Не исключен сценарий, при котором огромные усилия, предпринятые для создания единого языка, сойдут на нет. В первые годы после своего создания Полингвиция просто докладывала специальной комиссии об искажениях и языковых событиях, которые могли бы засорить язык. Затем они перешли к более жестким мерам. Было разработано специальное законодательство, позволяющее арестовывать лингвистических преступников. А поскольку в отдаленных регионах порой целые города бесконтрольно сползали на преступные диалекты, были созданы лагеря перевоспитания. Агенты Полингвиции шныряли всюду и внушали ужас.
Данор взглянул на искаженное ужасом лицо МарЛины. Он лихорадочно осмотрел свой маленький кабинет. Стол был завален книгами и бумагами. Данор показал рукой в угол комнаты, где стоял комод со стопкой книг. Студенты пригнулись и шмыгнули под прикрытие книжной пирамиды, составленной из хаотического смешения книг на разных языках. Мысленно он называл эту стопку книг Вавилонской Башней.
В дверь вкрадчиво постучались и, выдержав для приличия паузу, в комнату зашла пахнущая изысканными духами изящная девушка.
- Мой кабинет становится популярным, - подумал Данор.
Девушка белоснежно и даже сексуально улыбнулась и протянула ему книжечку со своей фотографией. На обложке золотыми буквами было написано - Особый Агент Лингвистической Полиции.
Данор гостеприимно улыбнулся в ответ.
- Я очень рад, что облик вашей организации совсем не соответствует действительности.
Потом, подумав о недвусмысленности и гендерной некорректности своей шутки, добавил:
- Я не понимаю, почему так опасаются попасть в руки вашей организации... Чем обязан вашему визиту?
Девушка, продолжая вежливо улыбаться, окинула цепким профессиональным взглядом кабинет.
- Я слышала, что вы выдающийся исследователь мертвых языков. Но, честно говоря, никогда не могла понять страсти изучать доисторическую грамматику. Я бы лично запретила все эти копания. Но им - она, подмигнув ему, показала пальцем наверх, - виднее. Я даже могу их слегка понять. Чтобы показать и подчеркнуть, что наш УЛК - это самый совершенный и самый выразительный язык из всех возможных языков, неплохо сравнить его с примитивным доисторическим мычанием... Надеюсь, вы согласны со мной?
Данор неопределенно кивнул так, что было трудно понять, с каким утверждением он был согласен.
- Я очень благодарен за ваш визит, но...вы ведь пришли ко мне не за тем, чтобы поделиться вашими мыслями о сверх-совершенстве УЛКа.