– цель, связанная с разрушением устойчивого паттерна имитационного моделирования (производства симулякров), превалирующего в индивидуальной личностно-смысловой системе;
– цель, связанная с пониманием сущности, феномена, идеи или опыта пациента, способность и умение заговорить с объектом понимания на его языке, увидеть в нем структуры, возникающие из него самого, а не из нас. Понять другого человека как экзистенциальный объект - значит участвовать в нем, пока он не откроет свою сущность понимающему. Например, для дазейн-аналитика чувство является таким же подлинным опытом, как и все другое, и не в том смысле, что любовь к кому-то – это объективный и истинный опыт любви, но скорее, что любовь к кому-то - это подлинный опыт того человека, которого любишь. Видение Бога - это истинный опыт; таковым же является и страх скорой смерти; таковым же является параноидальный страх преследования со стороны населения целого города.
Перечень этих целей можно расширить, но главной задачей терапевта должна стать не борьба с "бессознательностью" пациента, а четкое представление о сущности "вклада" бессознательных процессов в присущую ему индивидуальную систему концептуализации действительности.
Обобщая результаты изложенного выше, специфику предлагаемого психотерапевтического подхода и его задачи можно сформулировать следующими образом:
1.
Лингвистическая психотерапия рассматривает психологические трудности и проблемы личности как следствие нарушений психического моделирования реальности, в результате которых концептуальная модель мира приобретает ряд изъянов. Дефектная модель искажает систему отношений личности; прогрессирующее накопление ошибок и неточностей приводит к стойким нарушениям психического функционирования (невротические расстройства).
2.
Психотерапевтическая помощь осуществляется на основе результатов структурно-семиотического анализа субъективной психической реальности клиента; особый акцент делается на прояснении бессознательных аспектов ее формирования и функционирования.
3.
Поскольку субъективная психическая реальность клиента объективируется в его дискурсе, последний служит главным объектом анализа, методики и техники которого представляют собой совокупность психосемантических и психолингвистических процедур, применяемых на основе герменевтических правил глубинной психологии.
4.
Основным средством психотерапевтического воздействия является дискурс терапевта-аналитика, выступающего в качестве пансемиотического субъекта. В процессе своей деятельности лингвистический психотерапевт сознательно использует продуктивные стратегии семиотического моделирования, направляя процесс семиозиса (производства и трансформации смыслов и значений) в сторону инсайтов, способствующих лучшему пониманию природы психологических проблем клиента и их разрешению.
5.
Важнейшим профессиональным умением лингвистического психотерапевта является способность рефлексировать психологические основы своего воздействия, его семиотические механизмы и выбирать на этой основе лингвистически адекватные (при высоком уровне мастерства – совершенные) формы речевого взаимодействия с клиентом.
Описание теоретико-методологических основ лингвистической психотерапии и ее практических приложений составляет основное содержание данной книги. Я пыталась обобщить в ней десятилетний опыт собственной психотерапевтической работы и преподавания психотерапии как учебной дисциплины. Хорошо представляя себе всю сложность этой задачи, я понимаю, что всегда найдутся люди, которые прочтут в тексте монографии именно те преувеличения и упрощения, которых я больше всего старалась избежать. Эта проблема встает перед любым исследователем в тех случаях, когда он ставит своей целью осуществить теоретический анализ сферы практической деятельности, сформировавшейся на основе многочисленных и в какой-то степени противоречащих друг другу направлений и подходов – а феноменология психотерапии именно такова.
РАЗДЕЛ 1. ФИЛОСОФИЯ И ПСИХОЛОГИЯ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО В ХХ СТОЛЕТИИ
1.1. Классический (фрейдовский) этап изучения бессознательного психического.
Проблема бессознательного интересует человека с давних времен. Попытки описать психические факторы, которые, находясь вне актуального поля сознания, скрытно действуют в нем, предпринимались (с различных позиций и с разной степенью эффективности) в европейской традиции, начиная с ХУП века. Концепции бессознательного, сформулированные в трудах Г.В. Лейбница и И. Канта, противопоставляли это понятие сознательному восприятию и мышлению как источникам осознанных представлений, связывая его с интуицией и другими формами активности, коренящимися в “темных глубинах“ человеческого существа. Одной из первых фундаментальных работ в этой области была вышедшая в 1869 г. “Философия бессознательного“ Эдуарда фон Гартмана. Гартман, испытавший на себе сильное влияние Ф. Шеллинга и А. Шопенгауэра, считал бессознательное главным духовным началом жизни, приравнивая его к воле и божественному промыслу. И хотя идеи Гартмана скорее постулировали важность бессознательной детерминации человеческой активности, нежели вскрывали ее сущность и специфические черты, они, несомненно, повлияли на представления о нерасчленимости непосредственной жизненной реальности на сознательные (познаваемые) и недоступные рефлексивному познанию онтологические аспекты, составившие основу “философии жизни“ (А. Бергсон, В. Дильтей, Г. Зиммель, Л. Клагес, Ф. Ницше, О. Шпенглер и др.). Их работы, в свою очередь, заложили основу нового, неклассического типа рациональности, в рамках которой в середине ХХ столетия были сформулированы основные концепции бессознательного психического (К.Г. Юнг, Ж. Лакан, Ж. Делез, Ф. Гваттари).