Пытаясь отыскать в речи клиента ответ Другого и наметить стратегию исцеляющего воздействия, терапевт исходит из того, что речевое вмешательство не только воспринимается субъектом в соответствии с его структурой (позицией в дискурсной формации), но и выполняет роль фактора, по-иному (а то и заново) структурирующего его (клиента) психическую реальность.[34] Лингвистический терапевт учит клиента рассматривать себя в отрыве от любой иллюзорной субъективности, формируемой пространством возможной речи (рассказа о проблеме). Он способствует расщеплению (splitting) застывшей, ригидной самоидентификации клиента с субъектом того способа психического моделирования реальности, который генерирует проблему. А для того, чтобы защитить клиента от полной дезориентации (ведь любую формулировку его высказывания о проблеме терапевт склонен рассматривать как несущую на себе следы влияния системы психологических защит), бессознательная основа речевого взаимодействия в процессе терапии повторяет конфигурацию приема, который Лакан называет "переходом".
Процедура перехода является ни чем иным, как постепенной сменой позиции говорящего субъекта внутри задаваемой его концептом жизненного мира дискурсной формации. "Вначале по одну сторону стены, отделяющей анализируемого от аналитика, переходит одна половина Эго субъекта, потом за ней следует половина оставшейся половины, и так далее; однако процесс этот протекает асимптотически, и сколь бы глубоко ни подействовал он на мнение субъекта о самом себе, у того всегда останется толика свободы, достаточная для возвращения на позиции, которые он занимал до того, как был сбит с толку психоанализом" (38, с.74). Свидетельства многих терапевтов, а также мой личный опыт показывают, что динамика перехода регулируется по большей части бессознательно, через дистанцию, которую нужно уметь сохранять по отношению к клиенту.
Лингвистический психотерапевт в той или иной форме опирается на семиологическую концепцию говорящего субъекта, понимаемого как операциональное сознание, производное от логических модальностей высказываний и диалогических отношений. Выражение значений и смыслов в передающихся между собеседниками предложениях имеет тетический характер, учреждающий трансцендентный объект (бессознательное) и трансцендентальное Я субъектов коммуникации (Другой и Символический Другой). Без признания этого фундаментального для эпистемы лингвистической философии факта любая рефлексия по поводу означивания в процессе терапии, отрицающая его тетический характер, будет последовательно игнорировать принуждающие[35], законодательные и социализирующие элементы дискурса психотерапевта и тем самым отрицать или "выносить за скобки" саму природу терапевтического воздействия.
Здесь следует сделать одну существенную оговорку, касающуюся "допустимых пределов" влияния лингвистической психотерапии. Артикулируемое терапевтом господство внеличностных языковых сущностей (семантики и прагматики) над дискурсом клиента, хотя и является репрессивным, возможно и необходимо лишь как подлежащий постоянному оспариванию предел. Ослабление или уменьшение такого принуждения минимизирует терапевтический эффект; однако терапевт в своем качестве пансемиотического субъекта сознательно препятствует функционированию своей речи в качестве провиденциального, идеологизирующего или целеполагающего дискурса. Анализируя и оценивания уже имеющиеся идентичности, слушая (и тем самым принимая) одни и игнорируя (отвергая) другие, он не должен создавать новых, поскольку это приводит к злоупотреблению силой трансферентного влияния. Психотерапевт может анализировать личную историю клиента, но он не создает в ней эпизодов, лежащих вне рамок, структурированных аналитическими отношениями.
Сказанное выше имеет непосредственное отношение к одному из важнейших аспектов лингвистической терапии – преодолению сопротивления. В отличие от устоявшейся психоаналитической традиции в лингвистической психотерапии при работе с сопротивлением используются преимущественно бессознательные механизмы. Поскольку сопротивление есть активный модус системы собственного Я, последнее требует в качестве референта Другого. Сопротивление, представленное в системе Я, исходит из невозможности реализации субъективной истины, укорененной в способе концептуализации клиента. Психотерапевт как Другой ставит под сомнение сопротивление, утрачивающее при этом свою целевую функцию – кому? зачем? во имя чего? Дискурс Другого порою содержит ответы на эти и подобные им вопросы до того, как они прозвучат на сеансе.