Чем более тесными и разнообразными становились связи разных народов, тем более интенсивно шло взаимообогащение языков.
Особенно много иностранных слов пришло в наш язык в XVIII веке, в эпоху преобразований и реформ Петра Великого. Петр I вводит в школах алгебру, физику, химию, оптику и проч., заботится о распространении медицины, пропагандирует не только естественные, но и гуманитарные знания, знакомит Россию с культурой и архитектурой Запада. Естественно, при заимствовании понятия используются немецкие, французские, итальянские слова.
Царь Петр сам серьезно интересовался филологической работой, вплоть до того, что находил время для редактирования словаря иностранных слов. Многие толкования, данные составителем словаря, Петр исправлял, заменял полностью или весьма значительно. Взять, например, толкование первого же слова — авангардия — 'прохождение войска, передний полк'. Петр, заметив неточность и неопределенность его, зачеркивает вовсе и пишет: «от главного войска часть передовая». Это определение настолько точно, полно и вместе с тем лаконично, что, по существу, остается неизменным. Сравним толкование того же слова в словаре В. Даля: «отдельная часть войск, передовой отряд, впереди армии или отряда же»; и в словаре С. И. Ожегова: «часть войск (или флота), находящаяся впереди главных сил». Слово амбиция также привлекло внимание царя. Оно толковалось следующим образом: «гордость, пыха, желание чести». Петр зачеркивает первые два слова. Слово амнистия объяснялось вовсе неверно: 'беспамятство'. Петром зачеркнуто и надписано: «забытие погрешений».
Вместо толкования 'последний полк или задний' к слову ариергация царь дает: «задняя часть войска от большого войска для опасности». Чрезвычайно интересно для нас определение Петром слова ассамблея. Зачеркнуто малопонятное: «веселое собрание, или вечеря свободная» и заменено так: «волной приход всякому в чей дом в назначенное время для веселья кроме ужина». К слову атака было: «осада городовая». Петр добавил: «и наступление на неприятеля везде на земли и море». Составитель словаря писал, что глобус — «круг земный, в подобие яйца построен». Петр вместо яйца ставит яблока.
Связи слов во многих случаях трудно обнаружить. Для этого приходится идти к истокам слов, заниматься этимологическим анализом. А он требует и больших усилий, и многих специальных знаний.
ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ
Седьмой падеж?
Говорят, что каждое открытие начинается с удивления. В самом деле, удивится человек, казалось бы, совсем неудивительным, обычным вещам, тому, что знают, видят все: почему яблоко падает, почему небо голубое, почему листья зеленые; задумается, станет расспрашивать, читать — и сделает открытие. Даже если наука давно объяснила эти явления, все равно он сделает открытие — для себя...
Вот строчка из Маяковского: Я бы в летчики пошел... Простой вопрос: какой падеж в летчики? — Конечно, винительный! — ответят вам. Что же здесь загадочного? Давайте просклоняем это существительное: именительный (кто?) — летчики; родительный (кого?) — летчиков; дательный (кому?) -летчикам; винительный (кого?) — летчиков.
Может быть, летчики — это творительный? Нет, творительный — летчиками, а предложный — о летчиках. Перебрали все падежи. Выходит, что форма летчики возможна только у именительного падежа множественного числа. Но ведь в предложении Я бы в летчики пошел подлежащее — личное местоимение я, а в летчики — дополнение, причем с предлогом, а дополнение не может стоять в именительном падеже. Но если в летчики — это не именительный и вообще не подходит ни под один известный падеж, то что же это? Неужели какой-нибудь новый, седьмой падеж?
Теперь, когда мы знаем, что язык изменяется вместе с развитием общества, что некоторые старые формы исчезают, а другие видоизменяются, приспосабливаются к новым условиям и выполняют важные функции в современном языке, эти вопросы нас не могут смутить. Мы понимаем, что надо заняться тем, чем занимаются археологи, — раскопками, но только «раскопками» в языке. Не являются ли эти малопонятные, необъяснимые с точки зрения современного языка факты следами, остатками системы древнерусского языка, языка наших предков?
Нам известно, что винительный падеж одушевленных существительных мужского рода сходен с родительным, а неодушевленных — с именительным.