Па даже головы не поднял от газеты. Только проронил мрачно:
— Последние части французских и итальянских войск, следуя примеру американцев, только что оставили Бейрут.
— Она родом из Ужгорода, городка в Западной Украине. Эту область немцы захватили на несколько месяцев раньше. Ее родимое пятно — в то время его диаметр был восемнадцать миллиметров — Гиммлер измерял собственноручно, что зафиксировано в личном деле. А почему он решил ее уберечь, несмотря на такой недостаток?
— Хабиб предал. Вайнбергер предал. А ведь обещали оставаться там после ухода Арафата, чтобы защищать беженцев.
— Из-за ее светлых волос и голубых глаз! Она была очень красивая, просто чистая арийка! Ты меня слушаешь, Эрон?
— Рейган и Бегин посадили своего Джемаля.
— Тогда он сплавил ее одному из своих друзей, важной шишке из СС, у того дочка канючила, что хочет маленькую сестренку, а его жена больше не могла иметь детей.
— Танки Цахала окружили Западный Бейрут.
— Просто невероятно, правда, Эрон? С Украины в Германию, а после войны раз — и ее перевозят в Канаду! Разве не поразительно?
— Операция «Мир в Галилее» — вот как это называется.
— Все части пазла встали на свои места.
— Плохи дела, мать твою, и то ли еще будет!
— Рэндл, ступай в свою комнату.
Мне не хотелось уходить — пришлось бы засесть за уроки: зубрить названия частей тела. «Рош» — голова, «бетен» — живот, «гав» — спина, «регел» — стопа, «берекх» — колено, «каф йад» — рука, «эстба» — палец, «пех» — рот, Нузха — чудо, я — комок нервов, отец у меня — одержимый, мать — сумасшедшая, скоро Рош а-Шана, дела гадски плохи, и то ли еще будет.
На следующий день Джемаля убили, как когда-то Джона Кеннеди, но его-то выбрали президентом всего три дня назад — для президентского мандата срок, сказать по правде, куцый. В школе, на перемене, учителя только об этом и говорили, но так тараторили, что я не мог разобрать слов. Нузха сказала, что теперь все встало на свои места, ведь Джемаль был пешкой, его привели к власти Израиль и США. Слово «пешка» я узнал, когда научился играть в шашки, но что имела в виду Нузха, не понял. В коридоре мы столкнулись со старшеклассниками в кипах. Один из них что-то выкрикнул, и Нузха побледнела.
— Что он говорит? — спросил я ее.
— «Всех сволочей-арабов надо стереть с лица земли» — вот что он сказал.
Напряжение росло, я чувствовал себя все более скованно. Марвин мне не помогал, мой «аталеф» замкнулся в молчании, а бабуля Эрра была так далеко — все равно что на другой планете.
Мне приснился кошмарный сон, и я проснулся с криком. Примчалась ма в ночной рубашке, стала допытываться: «Рэндл, что случилось? Что с тобой?» — но я не сумел облечь кошмар в слова, воспоминание о нем разбилось в мелкие дребезги, которые стремительно истаяли. Вот ведь стыдобища — ма вскочила с постели среди ночи, а я не могу вспомнить, чего испугался, не знаю, как оправдать свою панику, отчаянно ищу слова, но голова пустая, как котел, и я лепечу: «Извини, ма. Извини, ма. Извини».
Назавтра я встал в семь утра, но па уже сидел с сигаретой перед включенным радиоприемником. Это не предвещало ничего хорошего.
На кухню вошла ма в бигуди и сказала:
— Эрон?
Он не отреагировал — слушал радио, и она повторила громче:
— Эрон, хочу, чтобы ты знал: я искренне благодарна за то, что ты поехал со мной в Хайфу. Знаю, тебе это дается нелегко — жить в окружении людей, говорящих на чужом языке. Ты привык черпать вдохновение из разговоров, подслушанных на улице, в парках и кафе на Манхэттене, и я знаю, как ты тоскуешь по Нью-Йорку. Поверь, мне это совсем не безразлично. Я понимаю, какую огромную жертву ты принес ради меня, и всем сердцем ценю это.
Вид у нее был странноватый — лицо не накрашено, волосы накручены на бигуди, а речугу толкнула будь здоров, я даже подумал, уж не готовилась ли она перед зеркалом, как к своим лекциям. Мне надо было доесть тост, я, давясь, заглотал его второпях, потому что па не отрывался от радио, а лицо ма постепенно заливалось краской — она силилась подавить раздражение.
— Эрон, — сказала она, — наступил канун Рош а-Шана, и я от всей души хочу, чтобы мы начали новую жизнь. Послушай меня, прошу. Рош а-Шана — лучшее время, чтобы сказать себе: остановись, осознай, что ты на распутье, проникнись отвращением к своим грехам и прими благие решения на будущее.