— Значит, вино действительно превращается в кровь со вкусом крови?
— Дедушка, Бог правда создал все на свете?
— Да, Кристина, Он создал все сущее.
— И войну?
— Нет, Он создал людей… а люди воюют… и Господь печалится. Люди его разочаровывают.
— Но если Он всемогущ, почему не сделал людей хорошими?
Многие мои вопросы остаются без ответов. Когда я вырасту, стану Толстой Дамой из цирка, знаменитой певицей, прочту все-все книги, все запомню и, когда мои дети и внуки станут задавать мне вопросы, смогу на них ответить.
Вечером свет зажигать запрещено, иначе мы превратимся в мишени, враги пошлют самолеты и разбомбят нас. Дедушка говорит, это не те враги, с которыми воюют отец и Лотар, не русские, а англичане и американцы. «Весь мир ополчился против Германии, — объясняет он. — Думаешь, это игра? Вовсе нет! Представь, моя маленькая девочка, что ты выходишь на школьный двор, а остальные дети — все вместе — на тебя накидываются. Понравится тебе такая игра?»
Сирена воздушной тревоги завывает практически ежевечерне, и все обитатели нашего дома прячутся в погребе и ждут отбоя. Нам повезло, что мы живем в маленьком городке и враги думают, что на него не стоит расходовать бомбы. Иногда по ночам небо становится красным от зарева горящих городов.
Я придумала и пою песенку обо всем, что звенит.
Когда наша служанка Хельга слышит, как я ее пою, она укоризненно качает головой: мол, не над чем тут смеяться!
Лето подходит к концу, и я иду в школу. В честь первого дня учебы мама дает мне с собой кулек из глянцевой бумаги с яблоками и конфетами, а новый пенал, чистые тетради, линейку, грифельную доску и мел укладывает в кожаный ранец. Все учителя отправились убивать русских, и их заменили молодые незамужние женщины, вдовы или старики, не забывшие, как учились в школе. С нами занимается учительница, она строгая, энергичная и быстро замечает, какая я способная. В первый же месяц она награждает меня тремя золотыми звездами — за успехи в правописании, арифметике и вышивании. В нашем классе три возрастные группы: выполнив все задания для «малышей», я слушаю, чему учат «средних» и «старших», и все запоминаю. Я перегоню Грету, как черепаха кролика, несмотря на фору: вид у нее будет ошеломленный, но ей останется только пыль глотать! Вместо того чтобы учиться постепенно, я хотела бы узнать все сразу, а еще я мечтаю проглотить всю еду, какая есть на столе, чтобы стать Толстой Дамой из цирка.
Научившись читать, я запоминаю наизусть стихи из книги «Кудлатая замарашка». Про маленькую Паулину, которая играла со спичками, подожгла дом и погибла в огне. Про Гаспара, который ни за что не хотел есть суп и умер от голода. Про Конрада, лишившегося больших пальцев. Я снова и снова читаю стихи, сама сочиняю музыку и пою их, как оперные арии, погружаясь в транс.
На перемене мы с девочками из класса играем в штандер. Я бросаю мяч вверх, как можно выше, они разбегаются в разные стороны, поймав мяч, я кричу «Стоп!», и они должны замереть на месте и не делать больше ни шага. Я оглядываюсь, смотрю, кто стоит ближе всех, и кидаю мяч. Если попадаю, жертва «убита», наступает ее черед водить. Промахнувшись, я не огорчаюсь, потому что больше всего люблю кричать «Стоп!» и видеть, как весь мир замирает на полувздохе, на полужесте, подобно статуям в Цвингеровском дворце не двигайся не двигайся сиди смирно я научу тебя сидеть смирно!
Я просыпаюсь и слышу как наяву: «Шесть лет». Выпрыгиваю из кровати, сбегаю по лестнице, и все кричат: «С днем рождения, Кристина! С днем рождения!» — и целуют меня, и обнимают, и прижимают к себе. К праздничному обеду мама купила жирное свиное ребро. Когда мы с Гретой возвращаемся из школы, кость лежит на газете, на кухонном столе, мама готовит чечевицу. Я украдкой хватаю ребро и впиваюсь зубами в сало. Это невыносимо вкусно, но тут раздается мамин возглас: «Эй! Ты что делаешь?! Это на всех. Будешь есть сырой жир — заболеешь!» Я хихикаю и укрываюсь за столом, держа кость в зубах, как собака, мама, не сняв фартук, ловит меня, я ныряю под стол, она наклоняется, хватает меня за ногу, я лежу на полу, так и не выпустив кость из зубов, и тут раздается звонок в дверь. Мама идет открывать. Я грызу сало, мечтая съесть все, без остатка. Нельзя, иначе мама разозлится по-настоящему. Я слышу в прихожей незнакомый мужской голос, мама ничего не отвечает, потом раздается страшный грохот.