Я сделала вторую попытку встать. Со второго раза у меня это получилось. Но, сделав два бездумных шага, остановилась, не зная, что мне делать дальше. Стояла и дико озиралась по сторонам, содрогаясь от холода.
Почему так холодно? Ах да, я же в легком открытом платье. Белом. В том самом, в каком восседала на ужине при единственной свече. Когда это было? И было ли это вообще?
Каланта…
Ужасно далекое слово.
Может быть, мне приснится чудесный остров, пропахший орхидеями, и черный ангел на этом острове?
Я оглянулась на зеркало, которое отразило меня: бледную, растрепанную, но в вечернем наряде. В моем гардеробе таких платьев отродясь не имелось. Сон продолжается?
Резко взревевший за окном какой-то дикий автомобиль заставил меня подпрыгнуть на месте и осознать, что сон закончился. Я проснулась. Точнее, воротилась в обычную будничную реальность, в которой нет места орхидеям и ангелам. Предчувствие меня не подвело.
Ангел-city позабавился и вышвырнул меня из рая, как отцветший цветок, даже не переписав сценария похищения. Он просто опоил за ужином какой-то очередной дрянью (именно поэтому вино имело такой странный жгущий привкус) и в бессознательном состоянии переправил по линии ангелов в мир иной. То есть в мой мир.
Отличная месть.
А я-то еще гадала, каким будет наше прощание, не предполагая даже, что со мной вообще не попрощаются.
Я навзрыд рассмеялась. Я не ощущала боль. Может быть, потому, что сердце впало в кому. А душа… душа осталась на Каланте. Не кусочек, не частичка — вся целиком. И теперь мне надо научиться жить с погасшим сердцем и потерянной душой. И с воспоминаниями об утраченном рае. Множеством воспоминаний — светлых, чудесных, полных красок и цветов…
«Никсон»!
Я судорожно вздохнула, вдруг вспомнив про фотоаппарат, и похолодела. Неужели он остался на острове? Мутные глаза отчаянно заметались по комнате, не надеясь обнаружить верного друга. Но «Никсон» вернулся вместе со мной. Лежал на подоконнике. Значит, Ангел-city оказался не так жесток, чтобы нас разлучить.
Я бросилась к фотоаппарату, намереваясь сейчас же увидеть и роковые орхидеи, и черные эльфские глаза, и выразительную татуировку, и ангелов, раскинувших мраморные крылья, и смеющиеся небесные очи Скарамуша, и плещущийся пенный океан. И…
Флэш-карта была абсолютно пуста. С нее стерли все снимки. Почти полторы тысячи. Все исчезло…
У меня не осталось ни-че-го.
И это предполагалась с самого начала. Именно поэтому Ангел-city не возражал против снимков, разрешая снимать все и всех подряд. Именно поэтому никто не скрывал своего лица, и все так открыто смотрели в мой объектив.
Все оказалось продумано заранее. Ангел отомстил люто.
Жуткий вопль отчаяния исторгся из меня. Господи… Именно сейчас, когда я смотрела на ужасную «табулу расу», я поняла, что мир развалился на куски. Я нахожусь среди острых обломков, и никогда уже мое бытие не сложится в гладкую картину.
Потом я заметила конверт, прислоненный к витой океанской ракушке, полной вздохов океана. Мне не хотелось брать его в руки и вскрывать. Потому что там наверняка — слова. Пустые, банальные слова, о чем-то…
Но я ошиблась. В конверте находилась фотография. Едва я взглянула на нее, как она выпала из моих разжавшихся пальцев. Фотография изображала меня совсем голую, с закрытыми глазами, раскинувшуюся на кровати Гарланда в окружении алых орхидей. Видимо, он сделал этот снимок, когда я лежала в беспамятстве, опоенная соком той загадочной орхидеи, что растет на Филиппинах.
«Красота — всегда наказуема» — так, кажется, сказал Ангел-city.
Я сползла на пол. Мне хотелось только одного — умереть.
10
Когда я появилась на работе, ничуть не изменившийся Барни, такой же землисто-бледный, лохматый и потный, взглянув на мое лицо, поинтересовался: уж не в загробном ли царстве я провела свой отпуск.
Я ответила, что в раю.
Тогда Барни сказал, что если из рая возвращаются вот с такими физиономиями, то он постарается съездить отдохнуть в ад.
Я пожелала ему счастливого пути.
Затем Барни спросил про кольцо. Не заметить его было невозможно. С огненным камнем — старинным рубином — изумительно сделанное, изящное и роскошное одновременно, оно бросалось в глаза.
Удивительной красоты кольцо я обнаружила на своем пальце не сразу. Убиваясь и терзаясь по утраченному раю, я не замечала ничего вокруг. Лишь к вечеру почувствовала, что на безымянном пальце правой руки мешается что-то лишнее. Тяжелое, холодное. Взглянув я увидела кольцо.
Я даже поначалу не поверила своим глазам. Алый камень, словно драгоценность из стародавней легенды, отбрасывал тяжелые пурпурные отблески. Завораживал и ослеплял. Холодный снаружи, в своем сердце камень содержал мерцающий багряный огонь.