Запах табака, и мужского пота, и сырой земли, и звезд…
Может, все-таки бывают сны наяву? Или бывает явь, как сон? Может, потому и появились на земле сказки, что раз в сто лет они обязательно сбываются у людей? И не беда, если принцы в них приходят не вовремя…
— Скажи мне свое имя, — попросила она.
И он ответил:
— Дмитрий.
— А почему ты не спросишь, как меня зовут?
— Для тебя есть одно имя: Любовь.
— Хорошо. Называй меня так, — сказала Любаша без всякого удивления.
Необыкновенная ночь, необыкновенная встреча, необыкновенная мокрая трава… И то, что Дмитрий сразу угадал ее имя, не выходило за рамки необыкновенного.
Он смотрел на нее, боясь дышать. Лейтенант с большими, сильными руками, колючим подбородком; волосы на голове — разоренное гнездо.
— Какие у тебя глаза? Я не знаю цвета твоих глаз, — говорила Любаша.
— И я не знаю. Кажется, серые… Скажи: откуда ты пришла?
— Снизу, — ответила она и указала рукой на поселок.
Он взял ее за руку и повел вниз.
Облака шагали по деревьям, как люди шагают по траве. Сизые и большие, они топтали горы, словно это были округлые булыжники. А где-то далеко небо было голубое и солнечное. Но это было очень далеко — узкая кромка над вершиной. Кромка, в которую верилось так же трудно, как в то, чему ты не был свидетелем.
Шофер Жора привез мешок картошки. Правда, неполный.
— Спасибо, — сказал Степка. — Только зря стараешься. Любаши нет.
— Что значит нет? — удивился Жора. — Любаша спит?
— У нас никто не спит.
— А где же люди?
— Пошли рыть бомбоубежище.
— Далеко?
Степка махнул рукой в сторону горы.
— Пойду туда, — сказал Жора.
— Пойдем вместе. Только Любаши там нет. Я говорю правду.
— Ничего не понимаю, — сказал Жора.
— Я тоже, — сознался мальчишка. — Любаша исчезла. Выскочила из окна, когда нас бомбили, — и след простыл!
— Может, с ней что случилось?
— Конечно, случилось. Если она не сбежала на острова Туамоту, то ее разнесло на такие мелкие кусочки, что мы даже ничего не нашли. В Туапсе так никого не разрывало. Обычно руки, ноги находились.
— А острова Туамоту далеко? — спросил Жора.
— В Тихом океане…
— Это далеко, — сказал Жора.
— Ты возьми картошку, — сказал Степка. — Продашь кому-нибудь…
— Не покупал я ее, — застеснялся Жора.
— Все равно… Твоя она. А Любаши теперь нет. И глупо оставлять картошку.
— Это точно, — сказал Жора и пнул мешок ногой. — Килограммов сорок будет. Да мне-то она не нужна. Сам понимаешь.
— У тебя паек.
— Сухомятка, — сказал Жора. — А насчет Любаши ты, друг, темнишь.
— Я правду говорю.
— Никогда не поверю, чтобы с сестрой беда стряслась, а брат спокойный. И ни одной слезинки. И голос не дрожит.
— Мне нельзя плакать. Я силу воли вырабатываю.
— Да ну!
— Себя проверяю. Готовлюсь…
— К чему?
— Не твоего ума дело, — сказал Степка. — А картошку забери. Крупная картошка. Год жалеть будешь, что даром оставил.
— Люди нажитое даром оставляют, — ответил Жора. Махнул рукой и произнес разочарованно: — Всю ночь, дурак, не спал, вот о чем действительно жалею. Нет, скажи, а у Любаши жених есть?
— Она на островах Туамоту за туземца выйдет.
— За чернокожего?
— Туземцы и желтокожие бывают, и краснокожие. Кто знает, какого она предпочтет… Обычно ей густо загорелые ребята нравились.
— Много ребят было? — ревниво спросил Жора.
— Как тебе сказать… Может, Любашу и не разорвало. И на острова Туамоту она не сбежала, ведь кораблей в Георгиевском нет. Встретишься, спроси у нее сам…
— Слушай, как тебя зовут?
— Степка.
— Ты же все про нее знаешь, Степка…
— Подари гранату РГД.
— В вашем роду цыган не было?
— Угадал.
— Я догадливый. А зачем тебе граната?
— Орехи колоть…
— А скажешь? Про Любашу…
— Забирай лучше картошку. Народ вернется, интерес проявит, на каком поле ты ее сажал.
— Хорошо, — сказал Жора. — Я подарю тебе гранату без запала. Такой гранатой можно колоть орехи.
— Только вперед, — предупредил Степка. — На слово не верю.
Жора поплелся к машине. И вскоре вернулся с гранатой.
— Обращаться умеешь?
— Будь спок! — ответил Степка и спрятал гранату за пазуху. Потом хитро оглянулся, поманил Жору пальцем. — У Любаши — я знаю точно — не было ни одного парня. Нравился ей один, когда она в пятом классе училась. Но он в Архангельск уехал. А остальные только записочки пишут. Она смеется и рвет их…