Иногда выпадали хорошие дни, когда боль отпускала, когда ноги его слушались и он мог самостоятельно выходить на прогулку, тогда появлялась надежда, что может всё наладится, говорят и такое случается, он начинал строить планы как восстановится, как снова будет служить пусть и не на поле боя, но он офицер, опыта и знаний достаточно, можно преподавать. Но потом ноги становились ватными, боль накатывала с новой силой, и он впадал в состояние полного безразличия, когда единственное чего хотелось это пустить себе пулю в висок, только вот оружия у него не было. И он вспоминал, как полз по болоту, как зажимал в руке гранату. И почему она не взорвалась, когда он отключился? Наверное, всем было бы лучше. А ещё во сне он видит глаза, что смотрят на него с укоризною и он никак не может понять за что.
Певица продолжала сидеть перед ним на видавшем виды стуле, этот пансионат, ставший теперь реабилитационным центром для инвалидов, сохранился ещё с социалистических времён, и мебель похоже была родом оттуда. Ему, наверное, следовало бы извиниться за то, что уснул, но настроение было не то. И ему неважно, что она о нём подумает. Женщина всё также теребила рукава своего свитера словно не решаясь начать разговор, потом тряхнула головой и громко выдохнула.
— Я хотела бы вам помочь, — наконец произнесла она.
— Руку новую отрастить? — язвительно бросил он, надеясь, что она обидится и отстанет. Творческие люди ведь самовлюблённые эгоисты, так по крайней мере ему всегда казалось. И эту уверенность в нём подкрепила Настя, его бывшая жена. Настя была неплохим дизайнером, ему нравилось смотреть как она работает, превращая обычный интерьер в нечто совершенно уникальное, но потом она увлеклась абстрактной живописью и стала считать себя художником. Поначалу её картины, которые она создавала вместе с интерьером очередного кафе или офиса, пользовались успехом, но, когда свои так сказать «шедевры» она решила выставлять в галереях, покупать их не спешили. Она считала, что общество глупо и не понимает мировых тенденций. Он предлагал ей вернуться к дизайну, а картины сделать его элементом, фирменным стилем, если угодно, но она и слушать ничего не хотела. Попав в тусовку художников в большинстве своём таких же «непризнанных гениев», как и она сама, она грезила персональными выставками где-нибудь в тихой Европе или шумной Америке, правда отправилась в Польшу, предварительно подав на развод. Детей у них не было, развели быстро. Он пробовал жить прежней жизнью водителя-телохранителя, но армейский друг, служивший по контракту, предложил пойти на службу в его часть. А потом жизнь в стране и мире так изменилась, что он оказался на войне.
— Новую руку? — женщина смотрела на него глазами удивлённого ребёнка. — Я хотела… — она снова замялась. — У меня есть друг, он отличный хирург, — вдруг быстро заговорила она, — он сможет сделать вам операцию на позвоночнике, нужно только ваше согласие.
— У меня нет денег, — сухо проронил он.
— Оплата пойдёт из фонда, — скороговоркой сообщила она, ожидая положительного решения. Конечно, ему следовало немедленно соглашаться, что ему терять даже если эта надежда призрачна? Другого шанса точно не будет.
— Я подумаю, — всё же ответил он, от сочувствия окружающих его коробило. Она недоумённо пожала плечами и сникла.
— Позвоните мне, когда примите решение, — она устало поднялась со стула, вытащила из кармана брюк смартфон, набрала номер. Его телефон отозвался вибрирующим звуком в кармане пижамной куртки. — Теперь у вас есть мой номер, — она направилась к двери. — И да, вам привет от Тимофея, их перебрасывают дальше на запад, — обернулась она, уже взявшись за ручку.
— Вы знакомы? — удивился он.
— Я выступаю не только здесь, но и там, — она сдержанно улыбнулась. — Друзья беспокоятся о вас.
— Как вас зовут? — он направил инвалидное кресло к двери.
— Лена.
— Спасибо, Лена. И … я согласен.