Холлингхерст А. Линия красоты. Роман
Посвящается Фрэнсису Уиндэму
С благодарной памятью о гостеприимстве Яддо, где была написана часть этого романа.
— Что ты знаешь об этом деле? — спросил Король.
— Ничего, — ответила Алиса.
— Совсем ничего? — настойчиво допытывался Король.
— Совсем ничего, — повторила Алиса.
— Это очень важно, — произнес Король, поворачиваясь к присяжным.
Они кинулись писать, но тут вмешался Белый Кролик.
— Ваше Величество хочет, конечно, сказать: неважно, — произнес он почтительно.
Однако при этом он хмурился и подавал Королю знаки.
— Ну да, — поспешно сказал Король. — Я именно это и хотел сказать. Неважно! Конечно, неважно! — И забормотал вполголоса, словно примериваясь, что лучше звучит: — Важно — неважно… важно — неважно…
«Приключения Алисы в Стране Чудес»,
глава 12 (Перевод Н. Демуровой)
Аккорд любви (1983 год)
Книга Питера Краудера о выборах уже продавалась в магазинах. Называлась она «Обвал», и изобретательные декораторы «Диллона» оформили витрину с намеком на это стихийное бедствие: по крутому склону из раззолоченных переплетов съезжала к покупателям сияющая миссис Тэтчер. Ник остановился у витрины, постоял, вошел внутрь, чтобы посмотреть книгу. Питера Краудера он видел один раз и кое-что о нем слышал: одни называли его бульварным писакой, другие — Свирепым Аналитиком, и сейчас, листая книгу, Ник неуверенно улыбался, пытаясь понять, какое из определений ближе к истине. Со дня выборов и двух месяцев не прошло, а книга уже на прилавках, — пожалуй, серьезному аналитику такая торопливость не к лицу. Да и в стиле чувствуется какая-то разухабистость. Что же до свирепости, всю ее Краудер приберег для описания неудач оппозиции. Фотографии Ник рассматривал внимательно, но Джеральда нашел только на одной — на групповом снимке «новых членов парламента от Консервативной партии», на котором мистеру Феддену хватило ловкости (или наглости) пролезть в первый ряд. Он улыбался и смотрел прямо в объектив так, словно уже сидел на передней скамье. Широкая улыбка, белый воротничок темной рубашки, пухлый носовой платок, уголком торчащий из нагрудного кармана, — все говорило о том, что этот человек намерен остаться в памяти избирателей. Однако в тексте он упоминался только дважды: один раз — как «завсегдатай светских приемов», и второй — как один из «той, увы, ничтожно малой части тори», которая, «как Джеральд Федден, новый депутат от Барвика», прошла через публичную школу и Оксбридж. Пожав плечами, Ник вышел из магазина — и уже на улице ощутил запоздалую гордость: надо же, он знаком с человеком, о котором написали в книге!
Сегодня в восемь он шел на свидание вслепую и весь душный августовский день провел на нервах, то изнывая от волнения, то позволяя себе передышку в прохладном ветерке эротических грез. Говоря точнее, свидание было не такое уж «слепое».
— Скорее, сильно близорукое, — заметила Кэтрин Федден, когда Ник показал ей фотографию и письмо.
Внешность парня по имени Лео ей приглянулась.
— Мой тип, — сказала она. А вот почерк, резкий и нетерпеливый, заставил призадуматься. Как раз недавно Кэтрин прочла книгу под названием «Графология: читаем мысли по бумаге», полную драматических поворотов и зловещих предупреждений: «Гений или безумец?», «Милашка или психопат?»…
— Смотри-ка, дорогой, какие высокие заглавные буквы, — говорила она, разглядывая письмо. — По-моему, он эгоист.
— А может, просто энергичный и сексуальный? — с надеждой спрашивал Ник.
Кэтрин значительно качала головой, и оба, поджав губы, снова устремляли взор в дешевый листик голубенькой писчей бумаги.
Получив письмо от незнакомца, Ник был обрадован, даже тронут. Однако, правду сказать, сам текст особых надежд не внушал. «Ник! Получил твое письмо. Живу в Уиллсдене (Лондон, Брент). Можем встретиться, поговорить. Напиши, когда, где» — и подпись с огромной, на полстраницы размахнувшейся буквой Л.
В большой белый особняк Федденов в Ноттинг-Хилле Ник переехал несколько недель назад. Жил он в комнате под самой крышей, на «детском» этаже, еще хранящем аромат подростковых тайн и проказ. В одном конце коридора — комната Тоби, в другом — комната Кэтрин, а Ник как раз посередине: братьев и сестер у него не было, и он с легкостью воображал себя третьим, потерянным и найденным, ребенком в этой семье. Впервые его привез сюда Тоби на каникулы — так начались лондонские «сезоны» Ника, долгие волнующие побеги прочь от собственного, далеко не столь богатого и знаменитого семейства, краткие секунды восторга, когда удавалось увидеть Тоби полуодетым. Сам Тоби, должно быть, так и не понимал, почему они с Ником стали друзьями, — просто принимал это как данность. После Оксфорда он почти не бывал дома, а приятеля своего передал с рук на руки гостеприимным родителям и младшей сестре. Так Ник стал другом семьи. И было в нем что-то (он сам как следует не понимал что — может быть, серьезность или скромная, застенчивая вежливость), отчего они сочли, что ему можно доверить дом. А когда Джеральд победил на выборах в Барвике, родном городе Ника, вся семья решила, что более красноречивого совпадения и желать нельзя.