— А Ната вы хорошо знаете, верно? — не отставал Трит.
— Да, конечно, — с облегчением переходя на более твердую почву, ответил Ник. — Мы с ним вместе учились в Оксфорде. Хотя в последнее время я чаще вижусь с его матерью, чем с ним. Видите ли, его мать — лучшая подруга моей хорошей и близкой знакомой, Рэйчел Федден.
Американцы задумались, видимо припоминая, знакомы ли с Рэйчел Федден.
— Он очень милый.
— Просто очаровательный. Но, знаете, у него сейчас много проблем.
— Да? — сказал Трит. — Как жаль, что он не из наших!
— Хм… — сказал Ник. — А вы где с ним познакомились?
— Прошлой осенью у Розенгеймов — это Ист-Хэмптон, кажется? Там же мы впервые встретились и с… э-э… Антуаном.
— И с Мартой, — добавил Брэд.
— Мартиной, — поправил Ник.
— Брэда Антуан просто очаровал, — сообщил Трит и, приложив к губам соломинку, принялся с чмокающим звуком всасывать в себя остатки красно-коричневого напитка.
— Да, он просто чудо, — сказал Брэд.
— И с тех пор вы с ним не виделись? — Ник понял, что должен их предупредить, но не знал, с чего начать.
— А этот Нат — он ведь кто-то вроде лорда, верно? — поинтересовался Брэд.
— Да, — ответил Ник. — Он маркиз.
— Боже ты мой! — выдохнул Трит.
— Ага, значит, он маркиз… маркиз Чирк?
— Нет, Чирк — это фамилия. А титул — маркиз Хэнмер.
— Ой, Брэд, смотри! Узнаешь?
— А как нам называть его старика? — поинтересовался Брэд, поворачиваясь вместе со стулом туда, куда указывал Трит.
— Его отец — герцог Флинтшир. Думаю, лучше всего называть его просто сэром.
— Трит, боже мой, точно… это же Бетси!
— Вот кто должен сниматься в нашем фильме, — объявил Трит. — Великая английская актриса!
— Я, впрочем, не думаю, что вы вообще встретитесь с герцогом, — добавил Ник, не совсем уверенный, с какой степенью торжественности лучше произнести слово «герцог». Он еще помнил, с каким благоговением отзывался его отец о провинциальных баронетах, и потому сам старался говорить об аристократии как можно небрежнее. — Я сам только один раз его видел. Он никуда не выезжает из замка. Дело в том, что он калека.
— Вы, англичане… — протянул Трит, не сводя восторженных глаз с Бетси Тилден. Ник задумался, на какую роль прочит ее Трит: для миссис Джерет она явно слишком молода, для Флиды Ветч — совсем не подходит. — Вы, англичане, такие жестокие!
— Почему? — спросил Ник.
— Ну, как можно так говорить: «Он калека»!
— А-а… — сказал Ник и покраснел, словно его обвинили в снобизме. — Прошу прощения, дело в том, что так говорит о себе сам герцог. Он с детства не может ходить. — Ему показалось, что это подходящий момент для перехода к неприятной теме, и, прочистив горло, он начал: —Знаете, я должен кое о чем вас предупредить… Ах, вот и он!
В дверях появился Уани, и Ник замахал ему рукой.
— О господи! — в один голос выдохнули у него за спиной американцы.
Уани вошел, уверенно улыбаясь, окруженный, словно ядовитым облаком, противоречивыми эмоциями зрителей — ужасом, жалостью, отвращением. Девушка в гардеробной протянула ему трость и помогла снять пальто.
— Добрый день, — сказал Уани; Ник понял, что спешить навстречу и целовать его сейчас не стоит.
Уани двинулся к ним, стуча по мраморному полу своей тростью — элегантной, черной, с серебряным набалдашником. Он еще не вполне с ней освоился и выглядел, словно неумелый актер, играющий старика. Трость и притягивала, и отталкивала внимание окружающих: все, кто был в зале, оглянулись — с тем, чтобы вздрогнуть, поспешно отвести взгляд и больше не смотреть в его сторону.
Американцы встали.
— Антуан, как мы рады тебя видеть! — прижав салфетку к груди, воскликнул Трит.
— Как поживаешь? — с излишней экспрессией подхватил Брэд.
Он осторожно похлопал Уани по спине, и Ник с другой стороны сделал то же самое. Со стороны должно было казаться, что они поздравляют его с победой. Под шерстяной тканью пиджака Ник ощутил костистые выступы и провалы страшной худобы. Уани сел, улыбаясь вежливо и рассеянно, словно на еженедельном заседании правления, ход и результаты которого известны заранее. Наступило короткое потрясенное молчание. Ник улыбался Уани, страшась заговорить; присутствие посторонних вернуло его ужасу первоначальную остроту, и он чувствовал, как что-то клокочет у него в горле.
— О чем речь? — поинтересовался Уани. Голос его звучал, как обычно, негромко и расслабленно, и лишь какие-то неуловимые нотки в нем подсказывали, что теперь Уани просто не способен говорить громче.