— А теперь — подарки! — объявил Джеральд Федден, входя на кухню с шуршащим бумажным пакетом в руках. — Для всех и каждого!
Вместе с Джеральдом, загорелым и неутомимым, вместе с его самоуверенностью и самолюбованием к дому как будто вернулась утраченная энергия. Джеральд шагал широко, говорил громогласно, держался всегда так, словно ждал аплодисментов. На пакете Ник разглядел эмблему знаменитого магазина деликатесов в Перигё — синего гуся с доброй диснеевской улыбкой и чем-то вроде спасательного круга на шее.
— Ой, только не фуа-гра! — простонала Кэтрин.
— Для нашей мурлычки-царапки — айвовое варенье, — объявил Джеральд, извлек из пакета баночку, завязанную полосатой салфеточкой, и поставил на кухонный стол.
— Спасибо, — сказала Кэтрин и, не притронувшись к варенью, отвернулась к окну.
— А что у нас для Тобиаса?
— Это… э-э… — Рэйчел помогла себе жестом, — carnet.
— Ах да, точно. — Покопавшись в пакете, Джеральд достал и вручил сыну блокнотик в зеленоватой, пахнущей кожей обложке.
— Спасибо, пап, — ответил Тоби.
Он — как обычно, в шортах — раскинулся на кушетке и читал газету, рассеянно прислушиваясь к родительским голосам. Стена над ним представляла собой настоящую семейную летопись: бесчисленное множество фотографий в рамках — сплошные праздники и рукопожатия со знаменитостями, и среди них две злые карикатуры на Джеральда, которые он в свое время выкупил у карикатуристов. Гости, оказавшись на кухне, считали своим долгом заметить, что карикатуры совершенно не похожи: в самом деле, между реальным Джеральдом и Джеральдом на картинках — хищником с ястребиным носом и зловещей усмешкой — не было почти ничего общего. И все же Ник невольно задумывался: что, если оба художника согласно уловили его суть, скрытую за добродушной повседневной маской?
Сейчас Джеральд, в льняных шортах и сандалиях, широкими шагами носился к машине и обратно, сыпал на ходу забавными историями о Франции и французах, стараясь пробудить в детях любопытство и сожаление:
— Так жаль, что мы не смогли поехать всей семьей! Ник, тебе обязательно надо как-нибудь съездить с нами.
— Мне бы очень хотелось, — ответил Ник.
Конечно, здорово было бы провести лето с Федденами во Франции, но все-таки лучше в Лондоне, и без них. Вот они вернулись, и дом, наполнившись шагами и голосами, даже выглядеть стал как-то иначе. Возвращение Федденов положило конец его одинокой идиллии на Кенсингтон-Парк-Гарденс; и, хоть Ник и был искренне рад их видеть, радость эта была подернута грустью, которая в сознании Ника связывалась с взрослением, — грустью об уходящем времени и упущенных возможностях. Теперь он с нетерпением ждал от Федденов благодарности, способной хоть немного смягчить загадочную тоску. О главном его подвиге — с Кэтрин — речи не было. Разумеется, нужно было рассказать, и сама Кэтрин явно об этом помнила и с некоторым страхом ждала, что он заговорит; но внезапное появление ее родителей вдруг заставило Ника понять, что заговорить об этом — значит ее предать. Пусть это будет их общая тайна.
— И все же просто замечательно, — продолжал Джеральд, — что ты согласился пожить у нас, присмотреть за нашей киской, которая гуляет сама по себе. Надеюсь, она тебе не доставила хлопот?
Ник смущенно улыбнулся, пожал плечами, что-то пробормотал, опустив глаза.