Нет. Фигура всё ещё была здесь, оставаясь недосягаемой, насмехаясь над ним своим молчанием. Вызывая Ангела подойти поближе.
Рафен отвернулся, пытаясь разобраться в ситуации. Он не помнил, как появился в этом больном безжизненном месте, и не представлял, где он, или какая цель привела его сюда. Ангел остановился, и на миг потерял из виду золотой силуэт, когда вокруг закружили покровы красной пыли. Он глубоко копнул, проталкиваясь сквозь свои мысли, пытаясь вытащить истину.
Что я могу вспомнить последним? Размышлял Рафен, нахмурив покрытый потом лоб.
Он вспоминал путешествие обратно из системы Диникас на борту звездолёта ‘Тихо’, как дни проходили в пустошах варп-пространства. Вспоминал предшествующую битву на планете, казнь врага и возвращение…
Вспоминал кровь и сосуд. Рафен инстинктивно протянул руку и провёл по груди туда, куда вонзил иглу инъектора.
Он вспоминал…
…сосуд, святая кровь из самого Красного Грааля, не фильтрованная и мощная, поколениями жрецов удерживаемая живой на протяжении тысячелетий, текла по его венам…
…золото и пламя, молния и солнце, такого он не испытывал никогда…
…страх, что сияние его уничтожит…
…какая совершенная смерть…
Рафен задохнулся и задрожал. В нём текла кровь Сангвиния, заключённая в ней психическая мощь жгла словно атомное пламя. Его тело не могло вместить так много, для него это было слишком. Он был подобен Икару из древних терранских легенд, что слишком сильно приблизился к солнцу и горел, горел…
— Это… это место смерти? — закричал Ангел, чьи слова унёс воющий ветер. — Я… наказан за свою… спесь?
Рафен понял, что ему тяжело дышать.
И словно в ответ песок превратился в чудовищ.
Красный песок сгустился в тварей, цветом и обликом подобных космодесантникам, но дымчатые, туманные тела не могли удержать точные детали дольше секунды. И всё Рафен достаточно ясно увидел, чем они должны были быть.
Внешне это были Кровавые Ангелы, но в чудовищах не было ни следа того благородного ордена, который ходил под светом Империума. Эти искажённые фантомы были частично пародией, частично насмешкой, громоздкими неуклюжими тварями, что подражали величию Сынов Сангвиния сквозь призму ужаса. Перевёрнутые кричащие аквилы украшали доспехи, кровь сочилась из сочленений, а глаза сверкали красным на клыкастых смеющихся масках. Книги бессмысленных стихов и бормочущие черепа свисали с концов покрытых шипами почётных цепей. Призрачные Астартес были абстракциями, пародиями, которых слепил из песка безумный артист.
Они напали на него, пронзительно хохоча.
Рафен выстрелил из старого болтера, и тот закаркал, выплёвывая снаряды в порывах клубящейся ржавчины, но хотя болты находили цель, они не причиняли вреда. Место каждого удара становилось брызгами песка, фантомы теряли цельность, и крошащиеся масс-реактивные снаряды проходили сквозь них без всякого взрыва.
Рыча и чувствуя головокружение от боли и изматывающего жара, Кровавый Ангел потянулся к сломанному мечу и встретил натиск призраков-Астартес, размахивая вверх-вниз для смертельного удара, который пустит кровь любому врагу. Меч бил, Рафен чувствовал это, но вдоль ржавого клинка песочные тела поддавались, и удары проходили безвредно. С тем же успехом Ангел мог использовать рапиру из дыма.
Но, к его испугу, ответные удары никак нельзя было назвать такими же. Фантомы изменили свою массу, сгустив песок почти до плотности скалы, за долю секунды до того, как с размаху ударили в челюсть Рафена. Он отшатнулся, и второй, а затем и третий твёрдый как гранит удар врезался в его грудь.
Сержант спиной рухнул на гребень дюны, когда чудовища набросились вновь: и теперь лица призраков не скрывали шлемы. Каждый раз Рафен видел, как на него скалится собственное искажённое отражение, образ мерцал и дрожал, словно плохо настроенный видеопроектор.
Ангел ринулся вперёд, к телу одного из фантомов-Астартес. И вновь дух взорвался потоком песчинок прежде, чем Рафен успел вцепиться в глотку руками. Песок впился в обнажённую кожу шеи и лица, забивая ноздри и рот, пытаясь задушить. Ангел замолотил вокруг, словно человек, пытающийся отогнать рой шершней.
А затем Рафен услышал выстрелы, внезапный тяжёлый грохот болтера, услышал, как рядом с шипением пролетают снаряды. Песок ослабил напор, отхлынул волной и сформировался вновь, когда кто-то пересёк ближайшую дюну и начал спускаться по гребню.
Рафен увидел другого Кровавого Ангела — цельного и ясно видного, окутанного маревом жара, но явно не одного из его фантомов.
Новоприбывший позволил оружию соскользнуть на перевязь и выхватил цепной топор с обломанными зубьями. Клинок сыпал искрами и забивался, но зубцы все ещё вращались, и Ангел начал быстро рубить призрачных Астартес. Меч Рафена проходил сквозь них словно сквозь воздух, но оружие другого воина било в цель и с воем рассекало месиво вязкого праха и песка.
Несколько секунд спустя гротески уже развеивались по ветру, растворялись, пока от них ничего не осталось.
Рафен слабо кивнул.
— Я… благодарю тебя, брат.
Теперь он видел куда яснее: второй Кровавый Ангел носил бело-алый доспех аптекария, хотя цвета роты и символы подразделения были странными — нет, не неправильными, но в чём-то незнакомыми. Облачение было почтенного дизайна, старой модели Марк IV Максимус, которую теперь применяли лишь немногие ордены. Рафен встретился взглядом с аптекарием и увидел те же вопросы в его глазах.
— Ты ранен? — спросил Ангел, убирая пилотопор. Апотекарий прихрамывал, отметил Рафен, берёг бок, и только тут он заметил рубцы от глубокой раны в животе. Но воин хорошо скрывал боль. У него было сильное лицо и глаза, которые казались слишком молодыми.
— Нет… — начал Рафен. — да, возможно, — он потряс головой, и мир вокруг расплылся, — Жар…
— Да, жар, — согласился апотекарий, и этого было достаточно. Он огляделся, подозрительно косясь на текучие пески. — Эти… твари. Что это было?
— Я не знаю, — признался Ангел. — Моё оружие было бесполезно.
— Значит, нам повезло, что моё — нет, — раздался ответ. Апотекарий смог слабо улыбнуться. — Брат, я так рад, что нашёл тебя. Пробудившись здесь, я какое-то время боялся, что сошёл с ума.
— Возможно, что мы оба сошли, — мрачно произнёс Рафен. — Скажи, как ты сюда попал?
— Я… — лицо аптекария замерло, когда его охватило холодное понимание. — Я… не знаю.
— А что ты помнишь последним?
— Битва… — апотекарий говорил тихим, напряжённым голосом. — Ксеносы, — его рука опустилась к ране в животе. — Они дали мне это… потом тьма.
Прежде, чем Рафен успел сказать что-то ещё, другой воин увидел что-то за его плечом и указал. Уже оборачиваясь, Рафен знал, что это будет наблюдающий за ними золотой образ.
Он стоял на страже, казался ближе, хотя и не двигался, и был чуть лучше различим в разрывах между проносящимися потоками песка. Золотой доспех, неподвижная маска, согнутые серебристые крылья. Он наблюдал.
— Ты это видишь? — спросил Рафен.
— Да. Что это? — прошептал апотекарий.
Пески выли и царапали лица, заставляя отвести взор, а когда поток праха замер, фигура исчезла.
А там, где она только что стояла, вдали в дымке проступал силуэт. Остроконечная гора, невероятно высокая и выточенная ветром из камня, красного, словно пролитая кровь.
— Знамение, — сказал Ангел. — Цель.
Они шли вместе, бок о бок сквозь воющий каскад песчаной бури, далёкая башня из камня была единственным ориентиром в безликой пустыне. Чем бы ни было это место, прагматизм Мероса не дрогнул. Раз гора — единственный бросающийся в глаза объёкт местности, то они пойдут туда. В этом была уверенность, логика, которую апотекарий чувствовал верной. Но брат Мерос не смог бы чётко сформулировать то, как узнал, что там что-то есть.