Это случилось утром. Я точно помню, что было утро — в окно палаты светило солнце, впервые за долгое время, и сначала я не могла разглядеть никакие предметы в комнате. Солнечные зайчики прыгали, как живые, и, несмотря на боль в плече, которая не отпускала меня, несмотря на все обезболивающие препараты, я испытала некое подобие радости. Какое-то время я молча наблюдала за подвижными яркими лучиками, и чем-то они напоминали мне почти забытые мною морские волны, из которых меня так резко вырвали и поместили в эту палату. Солнечные зайчики точно играли со мной, предлагая и мне включиться в их прятки-догонялки. Они появлялись то на стене, то на белом покрывале моей кровати, то на столе… Мне казалось, что они даже разговаривают со мной, рассказывают, как сегодня хорошо и тепло на улице, как чудесно в солнечном небе, как красиво стелется травка по земле, как трепещут на теплом ветерке ярко-зеленые листья… «Идем с нами, ты тоже будешь играть, бегать и прыгать!» — уговаривали они меня. «Но я не могу, у меня болит плечо!» — протестовала я. Хотя в глубине души мне так хотелось поддаться на их уговоры и тоже почувствовать себя солнечным лучиком, который так быстро прыгает, который не испытывает ни боли, ни страданий. «Да нет же, у тебя ничего не болит! — возражали мне солнечные зайчики. — Это тебе только кажется, что болит плечо, а на самом деле боли нет!»
Они не понимают, с ужасом и отчаянием думала я. Они не понимают, они обидятся на меня, но у меня ведь болит плечо, и я толком ничего не помню… А может, мне и не нужна память? Ведь лучше обойтись без нее — тогда, может, не будет этих бесконечных верениц людей, которые что-то говорят мне, а я не могу их понять. Да, лучше я обойдусь без памяти. Так спокойнее, приятнее, лучше… Но… Если у меня не будет памяти, то я не узнаю, кто та женщина, которую я вижу постоянно! Сначала я думала, что это моя мама, но чем чаще я видела ее, тем сильнее убеждалась, что ошибаюсь. Нет, это не моя мать. Она кто-то еще из моего прошлого, близкий мне человек, но совсем не моя мама. Но кто она?
Солнечные зайчики что-то еще говорили мне, убеждали оставить все мысли, все тревоги, забыть все, позволить памяти не возвращаться ко мне. Но сейчас я твердо решила: мне нужна моя память! Мне нужны мои воспоминания, иначе я так и не узнаю, кто я, зачем живу и что делаю, что я люблю и не люблю, чем привыкла заниматься! Я поняла, что не вспоминала ничего по той простой причине, что сама отгораживалась от образов, которые пытались до меня достучаться! Не из-за снотворных и обезболивающих я ничего не помнила, а только по причине своего нежелания помнить! Если бы я позволила своим воспоминаниям пробиться сквозь стену, которую я сама выстроила, то вспомнила бы все гораздо раньше! Но сейчас я твердо решила: я хочу вспомнить все. Всю свою жизнь, какой бы она ни была! Я не буду больше гоняться за тем блаженным неведением, за той обманной легкостью беспамятства! Мне важно установить, кто я такая!
Я уже не обращала внимания на солнечных зайчиков — для меня они перестали существовать. В памяти всплывали одна за другой разные картинки, но теперь я не прогоняла их и не отгораживалась от них. Те люди — они были мне знакомы. Я каким-то образом была связана с каждым из них, что-то делала для них — или они для меня?… Нет. Все не так. Люди — мои клиенты. Я работала на них. Но что я делала? Может, я их стригла? Может, я парикмахер? Нет, не то. Слово «парикмахер» никак не отзывается в моем сознании. Значит, ошибка. Я художник, который рисовал их? Тоже не то. Я…
Резкая вспышка осознания пронзила всю меня целиком. Я некоторое время пыталась принять это открытие и в то же время не понимала, как не могла додуматься до этого раньше. Как же все просто на самом деле! Нет у меня никакой матери, я не художник-портретист, а женщина из галлюцинаций является моей тетей. Ее зовут Мила. Тетушка Мила… Она очень любит меня, и я привязана к ней. Она любит готовить, и у нее это прекрасно получается. А вот я, напротив, готовить не умею. У меня нет мужа и детей, я не люблю и не умею рисовать, не занимаюсь шитьем или рукоделием. Зато я владею восточными единоборствами, превосходно стреляю, могу быстро обучиться любому виду спорта. Вдобавок ко всему я обладаю превосходной памятью и знаю несколько иностранных языков. Я умею водить машину, у меня есть свой собственный автомобиль — «Фольксваген». И ко мне постоянно обращаются люди. Я им помогаю.
Я — телохранитель Евгения Охотникова.
Последующие дни протекали однообразно, за тем лишь исключением, что в часы моего бодрствования я вспоминала детали своей жизни. В мою палату постоянно приходили врачи и медсестры — они ставили капельницы, проверяли повязку, давали мне лекарства. Хотя большую часть времени я проводила в полубреду-полусне, мне все же становилось лучше. Боль в голове и плече не была уже такой резкой, как раньше, хотя и доставляла мне беспокойство. Неприятные ощущения не проходили, но с ними можно было хоть как-то существовать. И еще теперь я хотя бы знала, кто я такая, чем занимаюсь и вообще зачем живу. Это значительно облегчало мое состояние, потому что находиться в неведении, пускай и таком блаженном, все же ужасно.