И ничего. Тишина.
Тут до него дошло, что он понятия не имеет, как охотиться на элементалей. Это Матильда знала про них абсолютно все. Ну а если и не все, то очень многое. Какие из них очень даже гадкие, а какие всего лишь вредные. С особенным учетом тех, кто деткам компостирует их маленькие мозги.
Дед Мороз знал. что сюда его привело неясное чувство вины. Ведь крестовый поход против жестоких сказочек необходимо продолжать. Не только зарабатывать серьезные бабки и продавать Элвисов, из которых каждый – какого не возьми – является оригинальным, а на сертификате аутентичности, прилагаемом к каждому экземпляру, в качестве доказательства имеется отпечаток большого пальца самого Саддама. Очень жаль, команда распалась, каждый пошел своей дорогой. Но ведь сказочных созданий можно истреблять и в нерабочее время, в рамках хобби. Во имя, блин, принципов.
Завершив этот спешный психо-, а точнее, самоанализ, Дед со злостью пнул изо всех сил боковую поверхность контейнера. Бак, до краев наполненный всяческой гадостью, которую был способен выдавить из себя мрачный панельный дом, закачался на своих колесиках. И тут же замер на месте.
Мороз уже собирался разочарованно развернуться на месте и уйти с чувством стыда, куда глаза глядят. И тут же застыл.
В зеленом контейнере что-то тоненько заскрипело. Раз, другой…
Усмешка искривила губы Деда, серебристые усища поднялись. Это в голову пришла определенная идея. Ну погодиме, сволочи кудлатые, злобно подумал Мороз. Сделаем все по-моему.
Он погасил закрепленный под стволом фонарь. Откинул полу пальто, воткнул пневматический пистолет за пояс, не забыв проверить большим пальцем, встало ли оружие на предохранитель. Вот это он никогда не забывал проверить. Урок усвоил еще в Афганистане, на примере приятеля, имени которого никто не помнил с тех пор, как хлопец сунул за пояс снятый с предохранителя "макаров" с патроном в стволе. С тех пор его все называли Полумакаренко, потому что у него осталось только одно яичко.
Дед прикрыл глаза, чтобы быстрее привыкнуть к темноте. Ладонь охватила знакомую рукоять глока. Он постоял несколько секунд, готовясь к действию. А потом пнул изо всех сил.
После такого мощного удара тяжелый контейнер наклонился. Какое-то мгновение еще казалось, что он вернется в предыдущее положение и встанет на колесиках, но гора переполненных мешков перевесила, мусорный бак с грохотом рухнул на бетон. Из-под лопнувшей пленки выползла густая, практически материальная волна смрада.
Несмотря на ужасную вонь, Дед усмехнулся про себя. Подсчеты его никак не подвели. В темноте что-то зашелестело, кроваво блеснула пара малюсеньких глазок.
Мороз прицелился без проблем, точнехонько в точку между ними. С этим не было ни малейших проблем, глок был снабжен замечательными приспособлениями для прицеливания, покрытые тонким слоем краски, содержащей фосфоресцирующий тритий. Дед нажал на спусковой крючок.
Грохот девятимиллиметрового пистолета в закрытом помещении прозвучал оглушающе. В момент выстрела Дед мигнул, чтобы дульное пламя его не ослепило. Когда он снова открыл глаза, блиставшие кровью бусинки исчезли.
Мороз почувствовал заливающую его волну эйфории. Так ведь это же легко, довольно подумал он, главное, все сделать по-своему. А Матильда на душков охотиться не желала, вечно откладывала это, вовсе не терпящее отсрочки, дело на потом. А вот интересно, почему…
А уже через миг он понял: почему. Сзади, у него за спиной что-то вдруг загрохотало, и, не успел Дед еще отреагировать, как заорал от боли. Маленькие, но острые словно шпильки зубки впились ему в щиколотку.
Дед только и смог, что лягнуть ногой, будто разозленный осел, которого застали врасплох. То, что впилось в его тело, полетело по крутой дуге с возмущенным писком. Потом тяжело шмякнуло о стенку и замолкло.
Искривившись от боли, Дед даже не выругался. Он чувствовал, как по щиколотке стекают теплые ручейки, а штанина лепится к коже. Он даже не стал наклоняться, чтобы обследовать рану. Все еще держа глок в готовности к выстрелу, второй рукой он извлек пневматический пистолет с фонарем, включил его и направил луч в то место, где ранее таился нападавший.
- Курва мать!...
От крысы остались только уши и безволосый хвост. Все остальное безоболочечная пуля довольно тщательно размазала по грязноватым силикатным кирпичам. Сейчас это остальное истекало багровыми сосульками.
Дед еще долго проклинал невинное создание, отдавшее жизнь в крестовом походе против гадких созданий и элементалей. Но крыса, вне всяких сомнений, была мертва, и ей было теперь до лампочки в отношении злоупотреблением понятием побочного ущерба.