Он цедил свой кофе – до сих пор он не мог привыкнуть к вкусу напитка, хотя в Польше был уже целый год. Бессмысленно он всматривался в единственного, если не считать себя, посетителя, время от времени с нарастающим нетерпением поглядывая на часы. Уже получасовое опоздание, нечего и обманываться. Сулившая столько столько удовольствий интрижка разлетелась в прах, короче, она его продинамила.
Седеющий тип покончил с пончиком, огляделся, после чего вонзил взгляд голубых, затененных кустистыми бровями глаз прямиков в смущенного дипломата. Прежде чем тот успел опустить голову, тип, не скрывая того, подмигнул. И улыбнулся на все тридцать два зуба.
Может гей какой-нибудь, еще успел подумать атташе, когда мускулистый мужчина поднялся со своего места и, не спеша, стряхнул остатки сладкой глазури с груди. В этом американец ошибался.
Седеющий мужик решительным шагом направился к его столику. Остановился рядом, глянул сверху на отчаянно избегающего его взгляда американца.
- Пайдем, товарищ шпион[3], - тихо, но решительно произнес он.
Девушка ждала в садике, пустом в это время, как и сама кондитерская. Атташе был профессиональным дипломатом, его должность в ЦРУ была результатом раздела республиканцами послевыборной добычи. Он сразу же догадался, что девица – профессионалка, да, ему не хватало подготовки в разведывательной деятельности, но ведь он прочитал почти все приключения Джека Райана, что, как он сам считал, уже давало ему достаточно квалификаций.
Столик она выбрала превосходно, на самом краю садика. Проходящие мимо люди могли услышать лишь обрывки беседы, всего несколько слов, которых нельзя сложить в осмысленное целое.
Девица была красива, как и тогда, когда в первый раз подошла на какой-то смешной церемонии возложения венков по причине очередного польского национального поражения. Только теперь у дипломата совершенно не было замысла наслаждаться женской красотой. То, что должно было быть игрой в шпионов, неизбежно сводящейся к финалу в постели, оказалось чем-то совершенно другим. Только бы, Боже упаси, не провокацией, промелькнула паническая мысль.
Девушка не поднялась в знак приветствия, лишь как-то странно протянула руку. В неожиданном проблеске интеллигенции атташе вспомнил местные обычаи и поцеловал ей ладонь. В других обстоятельствах легкое касание губами гладкой кожи доставило бы ему неподдельное удовольствие, но как-то не сейчас.
Седой расселся за соседним столиком. Он закурил ужасно воняющую сигарету без фильтра и, на первый взгляд расслабившись, следил за прохожими из-под наполовину прикрытых век.
- Выпьешь чего-нибудь? – спросила девушка. Американец отказался, качнув головой, одновременно рассуждая над тем, что для украинской журналистки, она прекрасно говорит по-английски, практически без акцента. - Ладно, тогда к делу, - сказала она. – Придвинься поближе, я не кусаюсь. Во всяком случае, не сразу и не в таких обстоятельствах.
В ее голосе четко было слышно издевку. Когда атташе неуклюже придвинулся, она очень естественным жестом положила ему голову на груди. Запах духов в соединении с ее феромонами вызвал, что дипломат на мгновение утратил дар мыслить.
- Эй, эй, ты не слишком себе представляй. – Голос девушки грубо ворвался в мечтания американца. – Это дело, а не удовольствие. Погляди вот.
Она положила на столе небольшую фотографию, черно-белый зернистый отпечаток. Какое-то время атташе бессмысленно всматривался в него. Поначалу снимок ни с чем для него не ассоциировался.
- Это Аль Самум, модифицированная версия старого доброго скада, - сказала украинка, - когда молчание затянулось. Радиус поражения позволяет достать Израиль из любого места в Ираке и даже из Ливии. Снимок был сделан на секретном заводе, в ходе монтажа. Обрати внимание на кольцо крепления головки.
Тот несколько секунд вглядывался в нечеткую фотографию. Полнейшая абракадабра, он даже понятия не имел, где искать то чертово кольцо.
- Я не… - очень неуверенно начал он после длительного молчания.
- Я знаю, что ты не аналитик, - бесцеремонно перебила его девушка. – Так что придется тебе поверить мне на слово, потом перешлешь дальше, и кто-нибудь подтвердит наши данные.
- Может я и не аналитик, но ведь Си-Эн-Эн я смотрел, - машинально и возмущенно ответил атташе. Крутая малышка. Лет двадцать, самое большее – двадцать два…