Дет внимательно поглядел прямо ей в глаза, но насмешки не заметил. Ягода спрашивала серьезно.
- Сто? Двести? Или даже больше? Или, возможно, не помнишь, потому что такой же старый, как весь этот долбанный, окружающий всех нас мир?
И действительно, не помнил. Когда-то он лет не считал, никто вокруг не считал. Только лишь, когда сделался Дедушкой Морозом, смешным типом для того, чтобы делать детей счастливыми, в красном, подбитом мехом лапсердачке и дурацкой шапочке, он начал считать[55]. Давно это было.
- А ты знаешь, сколько лет мне? – спросила Ягода с переполненной горечью улыбкой.
Дед отрицательно покачал головой.
- И не спрашивай. Уж слишком много.
Она сжала на стакане свои длинные и худощавые пальцы. Очень крепко, и посуда наверняка бы лопнула, если бы не была сделана из толстого хрусталя.
- И все время я должна убегать. Всегда. Нигде не могу нагреть места, привыкнуть. Ведь времена меняются, и в них нет места для волшебницы.
Дед кивнул, соглашаясь.
- И нечего кивать. – В ее глазах вспыхнула злость. – Ты ничего не знаешь об этом, не можешь знать. Ты понятия не имеешь, что это такое – быть женщиной. Нужно стареть. Носить маску, этот камуфляж, отвратительный и болезненный, лишь бы только уйти от злых взглядов. Нужно быть старой и уродливой, тогда никто не станет завидовать. До какого-то времени.
Дед был настолько разумен, чтобы не отвечать. Это он слышал уже не раз, правда раньше она не говорила этого прямо, как сегодня. Но печаль коренилась в ней ой как глубоко.
Наверное, Ягода была права. Это обычная дилемма долговечных, а может и бессмертных существ. Как жить среди людей, тех обычных людей, которые меняются, стареют, в конце концов – уходят, чтобы дать место следующим. Обязательно необходимо натянуть камуфляжные цвета. Ничем не отличаться, потому что когда-то за это мог грозить костер или виселица, сейчас же, и это в само лучшем случае, пожизненное заключение в какой-то секретной лаборатории. Пожизненное заключение, то есть – бесконечное.
Крепкого телосложения, средних лет, седая борода, длинная или подстриженная, возраст – в принципе - неопределенный. Это давало поле для маневра, увеличивало поле для ошибки. Можно было дольше ожидать, отодвигая тот момент, когда в обязательном порядке необходимо сойти с людских глаз и начать все заново в каком-то другом месте.
- Ты наивен, - прищурила Ягода глаза. – И не отрицай, тут ничего не поделаешь.
Ей сложнее, как раз это он понимал прекрасно. Ну не могла она колоть глаза людям своей красотой. Ей необходимо было прятаться под маской, ведь гораздо легче вынести в собственном окружении кого-нибудь старого годами и уродливого. Старость не возбуждает сенсации, не пробуждает плотского желания. Седая сумасшедшая, шастающая по городку – так она всегда такой была и такой и останется. Уже не изменится, можно и привыкнуть. Но маска прирастает к лицу, и то, что находится под ней, тоже становится гадким и уродливым.
- Ты не понимаешь, тебе только кажется.
Дед даже не отшатнулся, хотя вот уже который раз ему показалось, что Ягода читает его мысли. Только ведь так и не обязательно было именно так, Мороз понимал, насколько он прозрачен для ведьмы. Как мало способен он укрыть. И действительно, насколько же он наивен.
Мороз закурил очередную сигарету без фильтра, извлеченную из картонной коробочки, которую сложно было встретить к западу от Буга. Тем не менее, он никак не мог привыкнуть к другим, ну не были они ему по вкусу, как настоящие.
Дед Мороз глядел, как Ягода вытаскивает из пачки очередной "кэмэл". Он подал ей огонь, щелкнув золотым "ронсоном".
Ведьма затянулась и выпустила аккуратненькое колечко. Через мгновение дымовой "бублик" развеялся.
- А вот скажи, - улыбнулась неожиданно Ягода. – Когда случилось, что ты начал дарить детям подарки?
Похоже, она отметила слегка изменившееся выражение его лица. Дед посчитал, что ведьма снова над ним насмехается.
- Ну честное слово, - тут же прибавила та. – Мне и вправду интересно.
Дед ответил, несколько натянуто скривив губы.
- Давно уже, - ответил Мороз после какого-то времени. – И тебе будет смешно, на самом деле, когда я скажу тебе, чье же это была идея. Самого Лаврентия Павловича. Любил, сукин сын, детей.
Только это не развеселило Ягоду, наоборот, снова она нахмурилась.
- Но ты же жалок, ты это знаешь? Ты сам, и этот твой крестовый поход. Маска слишком сильно приросла к твоему лицу, камуфляж стал тобой, а ты – ним. Ты до сих пор обольщаешься, что это какой-то бизнес. Что ты желаешь монополизировать рынок, ты сам, современный бизнесмен Морозов. И помогаешь ей, бедному, обиженному ребенку, который вообразил, что все зло взялось от обмана. Из долбанных сказочек, которые показывают наивным деткам лучший мир, которого ведь на самом деле нет. И если вы выведете сорняки, то будет лучше.
55
Ну почему Автор пытается заставить нас поверить, будто бы наш Дед Мороз похож на ихнего, западного, Санта Клауса? Так ведь и голландский Синтер Клаас, производными которого стали Санта Клаусы английский и американский, не похож на современные изображения Рождественского Деда,; голландец, кстати, больше похож на нашего Деда Мороза: седой величавый старик в шубе и с посохом.
Сейчас не станем касаться развития образа святого Николая, епископа из Мир Ликийских (нынешняя Турция). Образ же Санта-Клауса придумал в 1823 году преподаватель семинарии Клемент Кларк Мур, который под рождество прочёл жене и детям сочиненное им стихотворение "Рождество на пороге, или Визит Санта-Клауса". Он изобразил Санта-Клауса добрым эльфом, который приезжает на восьми оленях и проникает в дом через дымоход. Мур не собирался публиковать свое сочинение, однако один из друзей без ведома автора отнес опус Мура в газету "Sentinel". Первый образ Санта-Клауса нарисовал в 1862 году карикатурист Томас Наст. В течение 24 лет он рисовал его для обложки популярного журнала "Harper's Weekly". Художник поселил Клауса на Северном полюсе (а не в Лапландию). Обложки пользовались невероятной популярностью. Красную шубу сказочному дедушке подарил в 1885 г издатель Луис Пранг. Он перенес в Америку викторианскую традицию рождественских поздравительных открыток, выполненных в технике цветной литографии. Так Санта-Клаус сменил меха, в которые его нарядил Наст, на добротный ярко-красный наряд. Наконец, в 1930 г. компания "Кока-Кола" придумала хитрый рекламный трюк, чтобы об их продукции не забывали ни летом, ни зимой – художник из Чикаго Хэддон Сандблом изобразил Санта-Клауса в красно-белых цветах Кока-Колы. Так родился современный образ Санта-Клауса, где он изображался уже не эльфом Клемента Мура, а великаном. Сандблом ввел в его упряжку девятого оленя по имени Рудольф.
Как видим, Санта-Клаус (изначально придуманный как добрый эльф) и Дед Мороз (изначально бывший просто Морозом – покровителем зимы) имеют мало общего со святым Николаем. Объединяют их только любовь к детям, и обычай дарить подарки. (https://materinstvo.ru/art/6390 , там же имеются и иллюстрации). Но и путать Деда Мороза и Санта Клауса (убитого, кстати, тем же Дедом Морозом, см. первый рассказ сборника) тоже нечего. Руки прочь от нашего Деда Мороза!