Еще не в этот раз. Это тоже было существенным. Потому что предчувствие несчастья, то характерное напряжение, сопровождало их с того момента, когда они все вошли на территорию лагеря.
- Пошли, Борейко, - подогнала капитана Матильда. – Времени нет. Чем раньше ты все поймешь, тем будет лучше.
- А просто сказать не можешь?, - спросил тот. Он злился, ему все осточертело, осточертела собственная беспомощность, незнание и то, что его ведут словно корову на веревке. И он с вызовом глянул на девушку.
Но ответ он получил не от Матильды.
- Нет, мистер Борейко. – Доктор Мотаба произнес фамилию правильно. – Это необходимо увидеть самому.
Слова падали без какого-либо нажима; они проговаривались с замечательным оксфордским акцентом, отшлифованным, похоже, у самого источника. Тихо и, на первый взгляд, бесстрастно. Но где-то за ними Борейко почувствовал безмерную горечь. Уже даже не гнев.
- Необходимо, хотя – да – это может быть и небезопасно, - закончил доктор.
- Не надо преувеличивать, - вмешалась девушка. – Я, как сам видишь, пережила.
Она засмеялась, и в ее смехе прозвучали истерические нотки.
- Ну, пошли, чего ждешь, - слегка успокоившись, буркнула она.
Борейко беспомощно осмотрелся по сторонам. Капрал, как обычно, когда ситуация его перерастала, колупался грязным пальцем в носу. Он прекрасно знал старый военный принцип: если ты не знаешь, что делать, не делай ничего. Потом всегда чего-то выяснится, а непродуманные действия ведут к пагубным результатам.
- Погоди… - бросил Борейко. – Все это прекрасно, но я хотел бы и поговорить…
Лицо врача стянулось и посерело. Он подошел поближе, ткнул жестким, выпрямленным пальцем прямо в грудь.
- С кем-нибудь более компетентным? – спросил он сдавленным шепотом. – Или, попросту, с кем-нибудь белым?
Борейко покраснел. И действительно, он должен был сам признаться, что это пришло ему в голову. Он потупился.
- Да нет же… - только и смог выдавить он из себя. Он чувствовал себя чертовки глупо.
- Мотаба какое-то время стоял без слова. В конце концов, искривил губы в насмешливой гримасе.
- Заверяю вас, что я наиболее компетентен, хотя и не могу прямо так предъявить ни рекомендательных писем, ни диплома, - сухо заявил он. – Что же касается белых, вас здесь только трое. Других на этой станции нет.
Ироническая усмешка сделалась шире, открылись ослепительно белые зубы.
- Ну, почти что нет…
Капитан кивнул. Он понимал, что сейчас не время и не место для извинений.
- Показывайте, доктор, - указал он вежливым жестом. – Квятек, остаешься. И без глупостей.
Мотаба, который пропустил перед собой Матильду, задержался еще на минутку.
- Да, при случае, - вежливо произнес он с издевательской насмешкой в глазах. – Как я узнал, вы все поляки…
- Да, только какое это имеет значение? – удивился Борейко.
Доктор махнул рукой, проигнорировав вопрос.
- Я тут подумал, что ваш коллега не будет скучать. Доктор Кидонго… - указал он на ободранного командира охранников, который, слыша свое имя, - поднял оружие в пародии на салют. – Доктор Кидонго учился в вашей гостеприимной стране. И я уверен, что с вашим приятелем он охотно вспомнит старые добрые времена.
Капрал неожиданно побагровел. У Борейко возникло желание фыркнуть смехом. Интуиция, пускай все это и казалось идиотским, его не подвела.
Доктор Кидонго оскалил комплект белых, крепких зубов.
- Курва твою мать! – дружески произнес он.
Щетинистая рожа капрала осветилась широкой улыбкой.
- Твоя не лучше, - ответил он.
Первый лед был переломан.
Дизель-генератор грохотал себе и грохотал. Их окутало жаркое дыхание продуктов сгорания с характерным, горьковатым запахом
Борейко всю дорогу внимательно разглядывался, хотя старался делать это более-менее незаметно. Наверняка зря, потому что доктор Мотаба шагал перед ними, занятый собственными мыслями, полы его халата развевались в такт энергичным шагам. Негр был высоким, капитану пришлось неплохо поднажать, чтобы поспевать за ним. Матильде, которая шла сзади, приходилось бежать.
Они прошли мимо разбитого вертолета. Он был не только сгоревшим, как можно было заметить. Машину разорвал взрыв изнутри, двигатели с коробкой передач провалились во внутренности корпуса. Алюминиевые рамы, частично ободранные от обшивки, торчали, словно ребра драконьего скелета. Впечатление усиливалось камуфляжем под шкуру ящерицы на сохранившейся хвостовой балке.
Громадный транспортный вертолет сгорел уже давно. Сквозь дыры, прорванные взрывом в полу грузовой кабины, росла трава. Дожди очистили поврежденные жаром листы металла от копоти, и теперь дюраль матово поблескивал. Каким-то чудом уцелела шина главного шасси, она до сих пор удерживала давление, хотя вблизи было видно, что протектор потрескался от жара.