— Угадал, — поздравил он себя и начал спускаться вниз, раздвигая стволом ружья заросли шеломайника. Исполинские растения за его спиной еще долго продолжали недоуменно покачивать похожими на ободранные зонты головками, словно обсуждая, куда лежит путь человека. Наконец явственное журчание воды остановило путника. Дорогу ему преградил ручей. Глянув вверх, он заметил темное отверстие обветшалой охотничьей юрты, лепившейся между корнями древней каменной березы. Юрта выглядела покинутой. Войдя, человек поставил двустволку в угол, огляделся, сунул два заскорузлых пальца в золу очага. Сразу отдернул руку — горячо.
— Ребята здесь, — удовлетворенно отметил он, положил походный мешок на грубо сколоченное из жердей подобие стола и начал вытаскивать из мешка самые различные предметы. Появились одна за другой коробки с гильзами и капсюлями, банка с порохом, мешочки дроби, пачки чая и сахара, какие-то свертки. Наконец, порывшись глубже, путник извлек из необъятного мешка бутылку спирта и водрузил ее среди всего этого богатства. Занятый делом, он не заметил, как в дверях появился невысокий коренастый человек. По темному, в крупных оспинках лицу вошедшего трудно было угадать его возраст, и только гладко зачесанные, длинные и совершенно седые волосы показывали — человек стар. Раскосые глаза хозяина юрты с удовольствием следили за действиями пришельца.
— Никифор, ты? — негромко позвал он человека у стола. Тот повернулся и, казалось, не выказал удивления.
— А, Захар, — сдержанно приветствовал он хозяина юрты. Со стороны показалось бы, что эти люди только вчера расстались. Великан-охотник взял Захара за плечи и подвел к выходу, пытливо всматриваясь в лицо друга. — Ты мало изменился, Захар, хотя не виделись… — он замолчал, прищурив глаз, словно прицеливаясь мыслями в прожитые годы, — почитай, три лета. Как промышляешь здесь?
Раскосые глаза Захара сузились в щелки. Он улыбнулся, обнажив удивительно белые ровные зубы, казавшиеся вставными при его темном лице и седых волосах.
— Хорошо, брат, хорошо. Нечего бога гневить, хорошо. — Он вгляделся в лицо товарища. С сомнением покачал головой. — Большая дорога у тебя была. Никифор, ты пришел за делом. По глазам видно. Говори.
— Ладно, — отмахнулся Сергунько, — разговор о деле потом. Пришел за помощью и советом. Заходил к твоей старухе. Ничего ей у дочки. Большой парень внук. Охотником скоро будет. Поцеловал меня за тебя. Помнит. Вот старуха прислала. Велела передать: плохая, уйдет к богу без тебя, хочет тебя видеть.
Улыбка сбежала с лица старика. Он начал отрывисто задавать вопросы. Сергунько слушал его, неторопливо вставляя иногда какую-нибудь фразу. Наконец махнул рукой.
— Ладно, однако, Захар. Баба преувеличивает. Вид у нее хороший. Об остальном — потом. А ты плохой хозяин стал. Гость устал. Не рад мне? Где Василь и Ленька?
— Как можешь говорить так? Ты не гость, ты дорогой брат, — повторил старый охотник это слово, казавшееся странным, потому что старики были людьми разных национальностей и одних лет. — Ребята ушли туда, — махнул Захар на юг. — За козлами. Теперь неделю не жди.
Он засуетился, бесцеремонно сдвинул на угол стола принесенные Сергунько дары, достал и приготовил еду, с торжеством поставил на стол бутыль с зеленоватой жидкостью.
Сергунько отрицательно мотнул головой:
— От этого уволь. Я и так едва не окочурился от твоей настойки в 1918 году, когда вернулся домой. Больше не хочу. Хватит. Хочешь обижайся, хочешь нет, а пить настойку не буду. — Он налил в кружку спирта, разбавил водой. — Это подойдет. Ради встречи.
Закусывали молча, не спеша, как люди, привыкшие к одиночеству и молчанию. Поев, Захар вышел и вскоре вернулся с охапкой пахучих лап кедровника. Сергунько приладил в головах постели изрядно отощавший мешок, и через минуту его богатырский храп сотрясал ветхие стены старой юрты.
Донельзя истомленный гость проснулся, когда из-за туманного океанского горизонта поднималось оранжево-желтое солнце. Вышел, зевнул, по привычке перекрестил рот, спохватился, сплюнул. Сильно, с хрустом, разогнул тяжелые узловатые руки. Обвел глазами округу, остановился взглядом на иззубренных, еще кое-где покрытых снегом вершинах Восточного хребта.
— Слушай, Захар. Туда есть прямая дорога, без обхода?
Старый охотник поглядел в направлении руки Сергунько, перевел взгляд на береговую черту. На миг его лицо отразило неподдельную тревогу. Потом старик задумался и снизу вверх посмотрел подозрительно на своего друга-великана.