— Зря я так с парнем, — подумал Алексей, и мысли его вернулись к разговору с Григорьевым.
— А ведь Петро в чем-то прав, наверное, — подумал радист. — Зачем это вмешательство в чужую жизнь? Но какую? Он говорил: «Ты знаешь, чью и какую жизнь ты ломаешь». Чью? Этого мрачного пропойцы Федосова? Разве он подходящий муж для Зои? Зоя… Алексей никогда не осмелился еще назвать ее так, хотя в бессонные ночи, ворочаясь на узенькой жесткой койке, радист часто ловил себя на том, что губы его, помимо воли, шептали это имя. Без официального «Александровна».
— Как она могла пойти за такого? Не верю я ее объяснениям. Неправда это. С горя, наверное, пошла. А какое у нее может быть счастье с этим человеком, с этим грубияном… — Алексей с ненавистью представил себе сутулую фигуру механика и сразу же рядом возник дорогой образ светловолосой, нежной и такой хрупкой женщины — жены этого человека. — В чем здесь дело? Как она могла?
Когда ты остаешься наедине с собой и тебя не связывают никакие условности, легко впасть в отчаяние. Алексей приник к подушке, потом яростно начал мять и колотить ее. Поднялся, округлившимися глазами посмотрел на ходики.
— Что же это я делаю?
Немудреный механизм на стене исправно качал хвостом маятника. Солнечный лучик не поспевал за маятником, и Алексею показалось, что медный диск ходиков насмешливо подмигивает. Ходики приговаривали: тик-так, тик-так, ду-рак, так-так, ду-рак… тик-так.
А может быть сказать главстаршине Штанько? У него спросить совета? Тут радисту вспомнились последние политзанятия. По поручению Штанько он их сам проводил на тему «Войсковое товарищество». Каково после этих красивых слов об искренности, дружбе, о правдивости… Алексей был почти уверен, что Штанько отнесется к его чувству недоброжелательно и постарается воспрепятствовать его встречам с Зоей. Каково тогда будет ему? Юноша понимал: он не сможет не встречаться. Встречи будут, несмотря на запрет. Нет, нет, лучше я промолчу. А в присяге сказано: «я клянусь быть честным». Значит, любя Зою, он поступает бесчестно? Но как любовь может быть бесчестной? Чувство, о котором написано так много и так хорошо. Чувство, которое воспевали поэты всех веков. Что же делать? Ребята — они догадались, конечно, давно. Разве от них спрячешь что-нибудь? Из этих мыслей не выпутаться. Хоть бы Петро зашел сюда. Все было бы легче. Нет, насмешничает он как обычно. И такому доверять всё не стоит.
Алексей открыл ненавистный сейчас учебник. Все та же проклятая 297 страница.
«…Скорость радиоактивного распада атомов разных элементов различна… Она определяется временем, в течение которого первоначальное количество атомов данного элемента уменьшается наполовину. Это время называется периодом полураспада…
Конечным продуктом радиоактивного распада являемся устойчивый элемент — свинец. Сам радий является продуктом радиоактивного распада более тяжелого элемента — урана…»
Он с досадой отшвырнул книжку в сторону. Какой-то идиотский уран… Причем тут уран, когда над ним нависла гроза? Нет, не удастся им оторвать от меня Зою… Пойду сейчас к ней и будь что будет…
Когда Алексей подошел к трапу, ведущему на площадку маяка, его окликнул снизу хрипловатый басок Григорьева:
— Леша! Иди-ка сюда! Интересную штуку покажу.
Вся решимость Алексея мигом улетучилась. Сигнальщик будто задался целью не оставлять его ни на минуту в покое. «Теперь уже не удастся незаметно проскользнуть к Зое Александровне», — уныло думал Перевозчиков, спускаясь к машинному отделению.
Григорьев стоял у открытых дверей машинного отделения и усиленно махал рукой Алексею. «Кто же сейчас на вахте в машинном отделении?» — силился вспомнить радист, подходя к сигнальщику.
Негромко и деловито стучал мотор. Из раскрытых дверей машинного отделения пахло нагретым маслом.
— Идем, — потянул сигнальщик радиста за рукав.
В углу машинного отделения у верстака стоял Федосов. Алексей сделал было движение, чтобы вырваться из рук Григорьева, но тот по-прежнему тянул его. Пришлось идти. Алексей и раньше много раз бывал здесь. Он подозрительно посмотрел на сигнальщика. Не собирается он устроить какую-нибудь каверзу? Но лицо Григорьева было просто довольным.
— Смотри, какая красота, — подтащил Григорьев товарища к верстаку.
На углу верстака был смонтирован маленький токарный станок.
— Это Кирилл Федорович из отпуска привез, — пояснил сигнальщик. — И молчит. Я случайно наткнулся на него…
По обычно угрюмому лицу механика пробежала светлая тень. Будто улыбка. Он искоса посмотрел на матросов, отошел к мотору, повернул какой-то рычажок и вернулся к станку. В стремительно-вращающемся миниатюрном патроне кулачками была зажата бронзовая болванка. Алексей с удивлением смотрел, как грубые, толстые, казавшиеся такими неповоротливыми пальцы механика осторожно и точно поворачивали рукоятки маленького суппорта. Из-под резца тлеющей махоркой рассыпались мелкие крошки стружки. Один кусочек отлетел и прилип к кисти радиста. Он почувствовал ожог и невольно посмотрел на свои, казавшиеся такими белыми и беспомощными руки.