Ночь принесла с собой ветерок с моря, неясные шорохи отяжелевших от росы трав, пронзительный крик неведомой птицы за ближайшей скалой… Где-то вдали послышалось глухое злобное рычание, и ему тотчас же в ответ жалобно и негодующе что-то свое провыла росомаха.
Перед рассветом в ночные звуки ворвались отдаленные расстоянием частые сухие удары со стороны моря. Феоктистов, дежуривший возле спящих товарищей, разбудил их. Внизу стреляли. Затем где-то далеко под ними вспыхнул и рассыпался красный огонь. Стрельба прекратилась…
Когда взошло солнце и рассеялся туман, путники увидели отсюда, со страшной высоты, розовую водную гладь и казавшийся на ней игрушечным кораблик.
— Это сторожевой корабль «Шквал», — сообщил спутникам следователь.
«Шквал» производил вблизи побережья непонятные эволюции: менял галсы, стопорил ход, описывал циркуляции. По временам за кормой корабля беззвучно вскипали высокие водяные бугры.
Старший лейтенант Феоктистов уселся на камень. Юношеское, загорелое дочерна лицо следователя стало серьезным. Подняв правую бровь, он внимательно оглядел окружающую местность. Вполголоса, неторопливо и задумчиво, словно еще сомневаясь в чем-то, заговорил:
— Выше площадки ничего не найдено… Одна кость обнаружена на площадке. Череп — ниже ее. Это может означать, что убийство, вероятней всего, совершено на площадке. Где же одежда профессора?
— Там же, где золотые зубы, в руках неизвестного убийцы, — уверенно ответил профессор Рахимов.
Феоктистов бросил короткий быстрый взгляд на ученого. «Почему он так уверен? Почему он торопится подсказывать решения?» — еле удерживался молодой офицер от открытой отповеди этому человеку с неприятным обезображенным лицом.
Феоктистов был прямолинеен и молод. Прямолинейное мышление с трудом пробирается по извилистому путаному следу преступника и может легко потерять его. А молодость любит красоту и инстинктивно не доверяет уродливости. От этого нередко бывают беды. Но мы зря говорим такое о следователе. Следователь не имеет права увлекаться и поддаваться первому впечатлению. Он обязан проверить все до конца. Как бы оно ни выглядело: красивым или уродливым, естественным или невероятным, нравилось ли ему, как человеку, или вызывало отвращение. Только факты и никаких личных симпатий. И все же Феоктистов не доверял Рахимову!
— Как же Левман, имея оружие, не сопротивлялся? — протянул следователь.
Рахимов насмешливо улыбнулся.
— Я не буду удивлен, если вы узнаете, что Левман ни разу в жизни не попал из ружья в какое-либо живое существо. Для таких людей, как он, безопасное остроумие в интимном женском кругу в глубоком тылу вполне заменяло героизм фронтовиков, — зло заключил бывший разведчик.
«Не завидую я Левману. У этого Рахимова нелегкий характер. А ненависти…» — подумал Феоктистов.
Первым наткнулся на след коллеги профессор Рахимов. Выйдя из зарослей кедровника, он с торжеством показал Феоктистову небольшой лоскут серой, в клетку, шерстяной ткани.
— Держу пари, что у меня в руке лоскут от бриджей Левмана. Или… этот район посещается людьми, одевающимися в дорогие шерстяные ткани.
— Где вы это нашли?
— Вон на том сучке кедрового стланика. И знаете, что я думаю: от площадки, где была найдена кость, до места, где был лоскут бриджей Левмана, очень неудобный путь. Я бы так не пошел. Да и вы тоже. Ведь рядом гораздо удобнее идти по дну балочки. А это значит…
— Он чего-то боялся, спешил, — закончил следователь мысль профессора.
— Да… За ним, вероятно, гнались.
— Но это только догадка, хотя она и дает нам основания искать следы трагедии где-то на продолжении воображаемой прямой линии, соединяющей точки находок. Продолжим.
Путники начали спускаться. Дорогу им преградило узкое и глубокое ущелье, на дне которого шумел поток.
— Как странно… После пышной растительности такие мертвые скалы. Это пегматитовый массив, — сообщил профессор молодому следователю и отошел в сторону, сосредоточенно разглядывая осколок горной породы.
На этот раз Феоктистов не следил за странным профессором. Пригнувшись, он глядел себе под ноги. Неожиданно следователь быстро выпрямился.
— Еще след! — торжествующе заявил он. На ладони старшего лейтенанта лежал осколок стекла. Чуть заметная кривизна полированной поверхности не оставляла сомнений: это был осколок стекла очков.
Пока путники рассматривали этого крохотного свидетеля гибели профессора Левмана, старый Захар, до сих пор стоявший в стороне, куда-то исчез.
— Захар, какая дорога отсюда вниз самая удобная? — обернулся Сергунько туда, где только что стоял его приятель. — Куда он запропал?