Бьют стационарные пулемёты, ухают зенитки, подрывая воздух выше, ниже. Красно-зелёные трассеры, так и тянутся к крыльям и хвостам всячески маневрирующей тройки. Нос вверх, хвост вниз и наоборот, покуда один неожиданно не закрутился. Правые закрылки слетели вдребезги, разъединяя и само крыло. Двойная тридцати семимиллиметровая зенитка, с скомбинированным посредине пулемётом не отпуская ведёт эту цель. Добившись видимого следа от возгорания, бомбардировщик сорвётся вниз, испуская глубокое “э-у-у!” вонзится о холм. Рванёт, подбросив винт, а здешнее воинство поднимая руки и показательно сжимая кулаки расходятся в упоительных плясках.
Правда непродолжительно. Скоротечно сменившись воплями раненых и следующими воскликами: “Живот! Живот!” – распахивая края входа в палатку, кто тянет на себе, где на носилках, заносят жертв авиаудара. Немногочисленный уцелевший медицинский персонал не поспевает заняться каждым, прибегая к помощи неравнодушных гражданских и таким, как Элиза.
Несчастного врача тормошат, пихая от одного ранения, гоняя до другого.
– Скверно. – едва глянув, высказывает своё мнение врач. – Приготовьте. – уже бежит он к следующему стону. – На стол его!
И без всяких церемоний, отправляя внеочередного потерпевшего на хладный операционный стол.
– Нус… – вздохнёт врач, согнёт руки в локтях, одетые в тонкие перчатки. – Приступим. – усердно он завертит инструментами внутри, закопошиться меж сосудами и артериями, посматривая на стонущего мученика. – Терпи. – жёстко заявит врач ему. – Нужно.
Проходят минуты, быстро-быстро, щелчок щипцами, смочен тампон, и врач неслышимо выдыхает. Вроде бы всё получилось. Хватает пострадавшего от проникающего ранения в брюшную полость за запястье и, по-видимому, замирает. Молчит, нам внятен исключительно стук его перевёрнутых наручных часов и оттикивающего оборота стрелок.
Умер конечно же. Констатируя и немедля скидывая запачканные перчатки, влезая пальцами в не расправленные и по-новому тугие, приступая к следующему беглому осмотру.
– А ну. Ты. Как там тебя. – именно сейчас, заметил буквально разрывающийся от наплыва пациентов врач, бесхозно стоящую и наблюдающую Элизу. – Подсоби.
Сей же час, сдвинувшейся с места. Аккуратно обходя и переступая лежачих, коим не досталось места. Всё впритык, вперемешку мёртвые и живые. Нередко находящиеся бок о бок, или ещё хуже, как во дворе. Не поспев с запуском механического лазарета, укладывая тела ещё живых и давно ушедших в мир иной штабелями. Пуская кровавые слюни, хрипя, задыхаясь.
– Бинтуй! – скомандовал Элизе врач, выдав инструментарий, для экстренного освоения азов врачебной науки.
Ради изысков предоставив юного бойца Конфедерации, с широченной и запёкшейся дырищей чуть выше ключицы. Поначалу, особо не подающего виду боли, прочувствовав лезвие ножниц на коже, нещадно прорезающих форму, тот стиснет зубы. Пододвинет к груди винтовку, нечаянно уперев стволом в подбородок Элизы. Конечно, она бы могла задать вопрос. Поинтересоваться о ситуации на фронте, о чём же действительно размышляют в те страшные секунды, но не станет. Ей и самой, давно есть, что ответить по этому поводу.
– Всё плохо, да? – попытался облизать иссохшие губы боец, в конце концов обратившись к сконцентрированной Элизе. – Я… уй! – испытав неприятное ощущение, двинет он плечом.
– Ну вот. – учтиво заметит это Элиза.
Разматывая дрожащими пальцами покосившийся бинт, в новых примерно мотков десять от руки и предплечья завертев. Слой за слоем, налегая толсто-жёстким пластом повязки, именно по средине входящего отверстия красовался узелок. Упорно создаваемый в процессе волнительного плетения. Формируя кольца, куда иногда, неумышленно заместо разорванных полосок, просовывая пальцы и жёстко стягивая. Окончив, довольно отойдёт на шаг назад, оценит. На первый и неопытный взгляд, представляясь, как блестяще выполненная работа, не очень опытной медсестры. Ибо ждать похвалы долго, лучше заранее самолично оценить свои затраченные усилия, или… “Дура!” – грянув громом, снизошёл недовольный посыл врача.