– Посмотри. – грозно указал тот, скорым шагом направляясь к художествам Элизы. – Да кто же так делает!? – чуть ли не тыкая девушку носом, схватив за руку и потянув.
Врач долго указывал на остальных пострадавших, акцентируя внимание на принцип модели наложения бинтов.
– Немедленно исправить! Времени на теорию нет, так что смотри и учись сходу.
Экспонируя потерпевших и основной фактор ошибки в работе Элизы, помещая узел не “вне”, а “на” ране. Грубый урок, ею был уяснён сполна. Молча согласившись, да всего-то повесив нос, немедля срезая проделанную работу, шлёпнув свежим пакетиком с новым свёртком бинта. На этот раз действуя по строгим правилам, посматривая, кто делает, что и как. Скрупулёзно обматывая крест на крест, выполняя круг у торса и завязывая узел на живом боку.
Элиза расслабленно выгнет спину, хрустнет костяшками пальцем, ощущая некую долю удовлетворения и незримого шефства над собой.
Наступит минутка забвения. Может казаться, что всем без исключения удалось помочь. И с этим чувством, под напором усталости смыкаются её веки, погружая тело в краткий сон. Рука незаметно дрогнет в дрёме, нежданно очнувшись уловив длинные гудки вездехода.
Колёсно-гусеничного голиафа, чьё нутро запитывается из шести перпендикулярно сцепленных у бортов торчащих баков. Гнутые трубы, обильно коптят, выбрасывая в атмосферу чернейшие сгустки продуктов деятельности нескольких двигателей. Передний ковш опущен, ломая и подминая под себя всевозможные препятствия, освещая путь, круглым, как блюдце прожектором у капота. Вдогонку покачиваются прицепы, в сумбурной тряске, почти не довозя тяжёлых. Забегают люди, а вместе с ними и поспешит Элиза, как только может спуская и перекладывая на носилки.
– Стоп. Стоп. – перейдёт знакомый врач дорогу экипажу вездехода. – Куда это вы их? Мы больше не можем никого принять!
– Так ведь. За нами будет ещё. А вы, единственные в округе.
Врач махнёт рукой, развернётся, лично распоряжаясь, кого из доставленных нести на операционный стол, а кому следует остаться на промозглом ветру. Беспомощно вращать глазами, шевелить пальцами, раскрывать рты, пытаясь что-то сказать. Привлечь внимание и без того загруженных мелькающих белых одеяний. Попробовать схватить за халат, но слабые пальцы разожмутся, не удостоившись ухода. Ибо там, где начинается ответственность, кончается безмерная забота о других.
“А их куда?” – из проносящихся лиц персонала, кто-то обратился к раздражённому врачу. Наверное, в кой-то мере и его понять можно. Измученного от долгих операций, от вида капающей крови, что перемешивается с разбитым кирпичом родного города. Сотен не смолкающих голосов, будто в единственный оазис на всей пустыне, стекающихся сюда. Сбоку, сзади, спереди, повсюду, хоть бери и затыкай уши. Почувствовала это и Элиза, растерянно взирая на царящую ругань и объяснения.
Не успевая разогнуться, кое-как обустроив и распихав первую партию новоприбывших, на подходе гудел уже второй вездеход. А там и ещё больше. Многие, спина к спине сидят, из прицепов торчат болтающиеся руки и ноги, и так и сяк рассортированных.
– Потом, потом. – не поспевая, отказывался врач. – В общую кучу их.
И в глубине души, хоть и не желая, неся изнемогающих, сопящих. Приговорённые, оставленные на произвол, до коих теперь не дойдут спасительные руки.
Зрелище, переполненное бесчувственности, равнодушия и страха. Жить с подобным Элиза никогда бы не смогла и потому вспылила. Выставив ту крошку человечности, что ещё теплилась в её душе, высвобождая коллапс внутреннего протеста. Она взорвалась, подобно тому реактивному снаряду, к несчастью жильцов, угодив именно в их дом. Развороша проёмы, разметав потолок и превратив в прах мебель, похоронив следы преступления под обломками. Она бы не смирилась, нет, никогда. Знакомая дрожь охватывало тело, но не от ужаса происходящего, не вселяемого завыванием над головой снарядов, а напротив – переполнявшей в тот момент, злобы. С это часа изменившись. Умерев и вновь воскреснув абсолютно иным человеком, вставая на защиту каждого.
Шаги её уверены и крепки, голова гордо поднята, а глаза блестят. Обогнав врача и умышленно перегородив собой дорогу, не пуская далее, она злостно толкнёт того в грудь, громко возмутившись:
– Как же это так? А они… – сослалась Элиза на оставленных. – Выходит, они не люди? Не заслуживают, хотя бы призрачного шанса на спасение? Давали клятву, и вот так легко поступаете!?
Попробовала схватить того за грудки, давай трясти из всей силы, но встретив жестокий напор и пощёчину, предпочла сверлить взглядом. Недолго думая, врач отодвинет марлевую повязку, захватив носом воздух продирает горло, сплёвывая на взбаламученную землю. Изобразив на своём лице непередаваемое разочарование возможно неких надежд на эту девушку, сунет руку в левый карман халата вытаскивая сероватый флакончик.