“На”. – подбросил он к рукам Элизы, чудом, пропустившей сквозь пальцы, и всё же сумевшей задержать ломкую оболочку.
– Обезболивающее. – дал объяснение врач. – Всеми я заняться не могу, а предложить мне больше нечего.
– Тогда я…
– Давай, коли. – подхватил он идею Элизы. – Трать ценный ресурс.
– Но вы обязаны! – пыталась Элиза воззвать к его совести.
– Хорошо. – казалось бы согласился врач.
Схватил за руку, подвёл, вместе нагнувшись поближе и без всякого зазрения, огласив и ей, и им:
– Присмотрись. Что ты видишь?
Идёт молчанье, прошмыгнул ветерок, а Элиза не впервые по новой предав себя, отведёт взгляд от вида вывалившихся внутренностей. Кто, как может, прикрывая неизлечимые повреждения, мучаясь, заталкивая обратно кишки и постанывая себе.
– Не жильцы. И это видно сразу. Так, должен ли я, тратить своё время безнадёжно? Обречь одних, а для других, попытать счастье, извлечь очередной осколок, перебивший трахею. Наблюдать, как под моим скальпелем расходится плоть и вместе с кровью, утекает жизнь.
Он отойдёт, оставит Элизу наедине, для размышлений. Не оборачиваясь подытожив, отдалившись на шагов пять, пересекая границу тента палатки:
– Достаточно на сегодня.
И пусть каждый решит сам: в самодурстве, иль признаке доброй воли, она вонзит иглу. Незамедлительно впрыснет инъекцию соседу, ловя умиротворённый взгляд. Макнёт, оттянет рукоятку поршня, но не поспеет до третьего по правую сторону дойти. Тот мёртв уже.
Рука занесена, глаза её безумны в опустенье, застопорившись в действиях своих. Испытает неназойливое прикосновенье, как будто кто-то сзади стоит.
– Не трать. – удерживая от удара за предплечье, попросит Элизу молодой человек.
Чуть сгорбленный по виду, с пушком под носом и телом дистрофика. Потянется, оставит пятками след, продвинувшись за движениями встряхиваемой Элизой руки.
– А ну… Пошёл!
– Фабиан, прав… – остановит обоих третий участник, как бы нехотя признавая сказанное. – Оставь. Пускай это поможет другим. – попробует повторить действия Фабиана, розовощёкая, младше на полтора года Элизы, девушка.
Она, конечно, рискнёт. Может даже показаться, что при своём маленьком росте, она скорее подпрыгнет, нежели подступит. Кратко ловя недоброжелательность и оставив всяческую задумку. Элиза же обернётся, потеряет всякий к двум возникшим уникумам интерес, будучи свидетелем, как легко и со спокойными лицами отошли в мир иной те, кому удалось поставить укол. Прочим же, из-за промедления, более ничто не понадобиться.
– Теперь. Да. – устало выскажет, поднимаясь Элиза.
О чём-то подумает, расстроенно бросит взор, протягивая и после передавая едва ли отпитый тюбик, Фабиану. Пошатнётся, ковыльнёт в сторону палатки, загибаясь плечом на бок и даже, как выяснилось, не отступив от парочки, повернёт в абсолютно противоположный угол.
Небо, на сегодня в последний раз взревёт. Выше по улице, в метрах двухстах скользнёт хвост реактивного снаряда и лопнет дом. Многие пригнуться, издадут крик, дабы предупредить других, упав лицом вниз, но только не Элиза. Опустив голову и бредя, бредя к разрушенным ландшафтам. Она измождённо вздохнёт, прижмётся спиной к куску раздробленной стены, сползая вниз.
Погибших чрезвычайно много. Их обирают, стягивают обувь, добывая из карманов и пазух документы, после сбрасывая тела в общую яму подальше. Из оперативного пункта трещит налаженный телефон. Докладывают, хвалятся спасёнными жизнями и оперативной работой. Присутствует и врач, не скрывая эмоций, он улыбается в трубку, горячо благодарит, судя по всему, услышав слова о предстоящей награде.
Элизе же, наоборот – противно.
Противна война, противна грязь, перемешавшаяся с кровью, противна сама мысль о беспросветности творящегося. Неистощимая злоба и душевная, давящая под рёбрами боль. Хоть брось всё, хоть откажись, несмело опуская руки. Пускай все видят, она готова – выйдя на линию перекрёстного огня, выступая исключительно вперёд!
Стоя на смерть, за эту идею, не поддаваясь уговорам и манипуляциям, она завопит гимном будущего, насаждая созидание и сосуществование в мире и покое. Верно, осталось совсем чуть-чуть, прежде, как она решится на какую-то фатальную глупость. Необдуманный поступок, чьи зачатки томятся в разуме, будет отодвинут на попозже. Отделив оный час, с участием Фабиана и Аэстри, должно быть из вежливости, решивших лишний раз поднадоесть, узнав поближе до теперешнего времени не встречаемого ими человека с эмоционально бунтарским нравом.