– Кто? Я? Да я… – собирался Якоб с мыслями, чтобы дать разгромное оправдание. – Да я!
– Дерьмо ты парень и предатель. И судьба твоя незавидная. – ткнёт беседовавший указательным пальцем Якоба в лоб.
– Почему вы так говорите? Почему вы так со мной обращаетесь? Я же свой…
До этого не понимав причины, Якоб прозреет. Внутренний мир его погибнет, получив при битве несоизмеримое с жизнью ранение. Загорится одежда, фантазия свернётся, представая в первозданном пугающем естестве. Где, героизм, основанный на убийстве – преступление, бесхитростно прикрываемое оправданием в виде благой цели.
Испытав трудности узрит истину, впервые за свою жизнь, с ясной головой поняв.
– Следовательно… – вернётся к Якобу оратор. – Я обрисую твою дальнейшую судьбу. – присядет на корточки, сложит пальцы в замок. – Рыть траншеи, прямиком на передовой. Ты, как раз подойдёшь по параметрам. Рост маленький, может даже с первого раза не убьют. А не убьют, так возвратишься ты домой, прямиком к мамочке, без рук и ног.
Потянется к ножнам на ремне, до половины лезвия показывая нож, наслаждаясь мечущимся взглядом Якоба. Улыбнётся выполнит движение вперёд, обнажая лезвие. Якоб защурится, поднимет к небу голову, где красками зальётся ещё одна вспышка. Средь тёмных облаков, в искусственном свете, различая гигантские контуры крыльев. Молчаливо мчащиеся, затмевая своим видом луну, а шумом моторов продолжающиеся в городе очаги сражений. Раскрываются купола парашютов блестя отголосками ткани, из самолётов разбрасывается десант.
“Бомба!” – самопроизвольно завопит Якоб, свалившись носом в землю.
Показательно закроется, что немедля исполнят и его истязатели, не став разбираться, растянувшись во весь рост. Тикают секунды, до того времени, как обман Якоба раскроют, вскакивая и несясь в случайный тёмный предел. Расцарапывая ладони, напоровшись коленом о торчащий гвоздь, оставляя за собой кровавый след, взбирается он по руинам. Ни перед чем не остановившись, привстав на четвереньки будет дышать пылью, пока не достигнет самого пика. Порвёт ткань рубахи, замотает прокол, на пике осыпающегося кирпича встречая отпечатки раннего утра.
Развеется дым, открывая родной кров. Неосознанно Якоб пустит слезу, обозрев запятнанные в пожаре стены. Погубленная в беспорядочных ударах артиллерии крыша, покосившийся фасад, к коим Якоб соскользнёт, насилу ступая о больную ногу.
“Все… погибли?” – вслух, тяжело ему дастся последняя фраза. Огорчённо разводя руками, всхлипывая, как можно скорее стирая слёзы. Возьмётся за голову: что ему делать, как дальше жить.
Застилая слезами глаза, через водную мембрану Якоб воспримет тусклый свет из подвала. Витиеватого отрезка лабиринтов из труб и провисающих проводов, где, когда-то помогая отцу, он чуть было не заблудился.
Соберёт оставшуюся волю в кулак, приготовиться к наихудшему исходу, ковыляя прямиком на свечение подвального помещения. Растолкает крохотные под ногами камешки, встречая лицом мерцанье ручных фонарей. Согнув руку, закроется ладонью, со временем привыкая, завидев сквозь чёрточки пальцем, перепуганные лица жителей дома.
Присутствуют почти все. Вот – с рыжим пуделем на голове соседка снизу. Бывшая учительница математики Марина Семёновна, накрашивающая в треснувшее зеркальце губы, одинокий и потерявший на этой войне семью Бернард с первого этажа, но не видно родителей.
Из всех собравшихся семей, всех опечаленных рассосавшихся по мрачным подвальным закуткам лиц, не в состоянии отыскать Якоб родного очертания.
– Где они? – спросит у отводящих глаза жителей дома Якоб. – Говорите!
– А ты, где был? – из полумрака набросится на мальчишку ополоумевшая бабка. – Это он их навёл! – завоет, подбивая злую и напуганную толпу. – Он их привёл к нам. Все беды на наши несчастные головы. Всё горе!
К умалишённой присоединиться пара человек, всячески подталкивая Якоба покинуть сомнительное убежище.
– Вон! Вон отсюда!
Без предисловий покажется культя, разомкнёт безумную толпу:
– Подурели!? Оставьте его. – растолкает, кому даст в нос успокоив.
Якоб опознает старого друга. В бывшем грозу дворов, ныне первого из почётных добровольцем их дома – Игана. Улыбнётся, ковыльнёт поближе.
– Как… Как тебе удалось? – осмотрит Игана Якоб с ног до головы. – Ты же был одним из первых. Доброволец. И все эти три года, там? Мы думали, что ты давно погиб.
– Верно, все эти три года. – поведёт Иган за собой, усадит рядом с серией водопроводных труб, накидывая на ноги уцелевший из малого множества при пожаре вещей, плед. – И навидался я вдоволь. Вот это. – поднимет культю, одновременно обводя ею подвальное помещение. – Не наша война.