– Чтобы продолжать эту всеразрушающую войну? – вскипит Элиза, упёршись о стол руками. – Нет. Я не стану, я не могу так поступить.
– Войну!? – удивиться дознаватель. – Не существует никакой войны! – скажет отмахнувшись. – Ну нету и быть не может. Это – освобождение.
– Освобождение, вот значит, как. А людям попросту необходимо привыкнуть? Смириться с ущербной действительностью? Прямо вижу светлое, позитивное и успешное будущее – преспокойно умирая и никому не мешая. Не жили хорошо, нечего и начинать. Да как вы можете!?
– Могу и имею право! – уже официально перекрикивали они друг друга. – Не пытайтесь разводить свою дешёвую демагогию. Нравится вам или нет, но выгодный нам мир всё равно наступит.
– И что же это за мир? Я не знаю такого. Не имею и малейшего понятия, в отличии от: цивилизации, общества. Где преобладает право и свобода выбора. Вот, чем я дорожу.
– Чушь из старых и никому не нужных книг. Ваша голова, должна быть занята проблемами страны. Её величием. Врагами, что не спят ночами, только и думая, как бы нас уничтожить. Подумайте о тех героях, что пали, защищая вас.
– Какая страна – такие и герои. Убийцы и бандиты. Я не стану вам помогать, даже если мне придётся предстать перед расстрельной командой!
– Дежурный! – у дознавателя окончательно сдадут нервы.
В саму допросную заскочит щуплого вида рядовой боец, встав по струнке смирно.
– Избить, унизить и выбросить на помойку!
Выполняя, Элизу потянут за волосы, заломят руки, не без удовольствия умышленно мешая двигаться, за счёт чего нанося дополнительные побои. Не постесняются облапать, порвать верх одежды, всё-таки быстренько доставив девушку ко входу в здание, швыряя о грязную землю. Побросав рядом личные вещи, какую-то часть украдут, окончив на этом.
Бронированные двери замкнуться, чавкая, провернётся заводной вал, активируя защитные механизмы. Автономные пулемёты возвратятся в строй, нацелятся на Элизу, не допуская ступить и шага в сторону здания. Самой ей, не останется ничего, кроме как, отряхнуться. Подобрать что уцелело из личных вещей, глянув мельком наверх, а далее, как ни в чём не бывало отправиться домой.
Зайти в свой двор, умилиться обтёсанности серых зданий, насаженных в колёса клумб растений и натёкших от прорыва канализации луж. Потянет на себя за двойные деревянные дверцы парадной дома, войдёт, встречая у ряда искривлённо-разорванных, будто задетых в гуще сражений, в эту пору отдалённо маячившей войны почтовых ящиков Алекса. Сам он, сложив руки у груди подпирает стену, можно подумать давно ожидая Элизу, приметив, с облегчением возгласит: – “О!”
– Ну. – дёрнет Алекс бровями. – Как прошло? Город бурлит, а из “Благонадёжности” между тем, так просто не возвращаются.
Завёл разговор с измученной и никак не ожидавшей здесь встретить кого-либо из собственного движения Элизой. Сей, по внешнему виду статный молодой мужчина, будучи ободранным и голодным, по счастливому для себя стечению обстоятельств пробился в их ряды. Уверял, признавался ярым пацифистом, что при первом же удобном случае, совместно со своим, теперь увы погибшим сослуживцем, бежал из вооружённых сил Конфедерации с ближайшего участка фронта. Понятное дело, что после столь душещипательной истории и бедственного положения, ему никто бы не смог отказать.
– Хуже некуда.
– Вот как, не поделишься? – подвинется вдоль стены спиною Алекс, покачнёт и так держащиеся на честном слове почтовые ящики. – Исходя из твоей осанки и потрёпанного облика, могу предположить, что приятная беседа не задалась. – могло показаться, якобы в его спрятанной за спину рукой нечто пикнуло.
– Потому что, это кодла! – разошлась во весь голос Элиза. – Единение бандитов и власти, что называют себя Свободной Конфедерацией. – раззадорив спичкой нечаянной фразы, она уже потеряла всяческий контроль над эмоциями. – Но вот что? Что именно в ней свободного?
– Идея. Власть, принадлежащая народу.
– Хах. – раздражённо и с долей сарказма усмехнётся Элиза. – Власть, держащаяся на соплях. Изнывающая, поскольку предчувствует свой жалкий конец. Принадлежа не народу. Не мне, ни тебе, ни старухе из соседнего двора, а кучке злодеев. Самодостаточным сукиным детям – что, уничтожат миллионы! Всё, что их интересует – выжить. И жить как раньше, жить так же жирно!
– Какие размышления… И когда же, по-твоему, это всё завершится? – Алекс подвинется ещё ближе, продолжая провоцировать Элизу на откровения.
– Когда, придёт логичный конец. Когда, вышедшая из берегов волна отчаяния, смоет те крохи еды из холодильников электората. Снимет рубашку, штаны, трусы, поставит голым посреди людной улицы. Наступив полным отчаянием, бесповоротным, невозможным! Когда, уже каждый встречный будет тебе говорить: – “Всё, невозможно!” Тогда они и падут. – не будет стесняться Элиза своих выражений. – Вся их система, все откормленные и готовые грызть глотки неугодным псы, выполняющие роли ликвидаторов. В конечном счёте, рано или поздно восставших против кормящей руки.