Я сжал свое столовое серебро между пальцами, преодолевая эмоции. Этого не может быть. Какого черта она здесь делает? Что происходит?
Эти голубые глаза. Они могли быть ярче. Эта гладкая розовая кожа. Она могла выглядеть более здоровой. Но я никогда не забуду это. Я узнаю ее где угодно. В конце концов, я провел целый день, пытаясь спасти ее. Она была такой худой. Такой молодой. Такой слабой. И я так сильно хотел ей помочь.
Я был снова на железной дороге, и воспоминания нахлынули на меня огромной лавиной, погружая меня так глубоко, что я сразу же вернулся обратно.
– Я вижу то, что мне нравится, – сказал я ей, улыбаясь.
Я могу сказать, что она не проявила никакой реакции. Она попыталась выстроить сексуальную стену между нами. Она использовала это, чтобы заставить меня уйти, но этого не произошло. Она выглядела голодной и беспомощной. Я когда-то был таким же беспомощным, и эта маленькая девочка напомнила мне меня. Я хотел помочь ей.
Осторожно она заняла место рядом со мной, но убедившись, что ее тело никаким образом не коснется моего. Она прижалась к другой стороне подлокотника, подальше от меня, поджав колени под себя, обняла их руками. Ее волосы упали ей на лицо, скрывая от меня ее черты лица. Я видел, что она прячется за своими волосами и большой мешковатой одеждой.
Я порылся в своем черном рюкзаке, который валялся на полу, и достал оттуда батончик с мюсли. – Проголодалась? – спросил я, наклонившись к ней, держа батончик возле ее лица, чтобы она могла увидеть.
Она быстро выхватила его из моей руки и, с такой же скоростью развернув обвертку, жадно откусила. Мой желудок подскочил к горлу, когда я наблюдал, как она ест. Я знал, что, она была бездомной. Ее запачканная одежда, грязные волосы и крошечное тело говорили об этом. Но видя, как голодна она была, мое сердце сжималось. Она была крошечной, так что мне было сложно оценить ее возраст, но она выглядела примерно на четырнадцать лет. Так молода и беспомощна.
– Я Ко... – начал я, но она перебила меня, качая головой, проглатывая остальную часть батончика.
Я вопросительно поднял бровь. Мне не было позволено сказать ей мое имя?
– Хорошо, но я могу хотя бы узнать, как тебя зовут? – озадачено спросил я.
Она помотала головой, доедая остатки своей еды. Я передал ей бутылку воды из моего рюкзака, и она почти полностью опустошила ее.
– Спасибо, ковбой, – она пробормотала из-под волос.
Ага, она дала мне прозвище Ковбой. Я самодовольно улыбнулся. Это было чертово клише, но она говорила со мной, так что я приму это.
Она вручила мне обертку и пустую бутылку от воды, глядя прямо на сиденье перед нами, и я положил их в мою сумку.
– И как мне тебя называть? – спросил я, поворачивая свою голову ближе к ней, чтобы быть в ее поле зрения.
Она невозмутимо продолжала пялиться прямо перед собой.
– Никак.
– Хммм. Никак? – Я усмехнулся ее дерзости.
Она только что забрала мою еду и воду, сидела рядом со мной на сиденье, которое я предложил ей, а она даже не хотела со мной разговаривать. Я бы отдал еду и так, ведь в ней было столько храбрости.
Она отвернула снова от меня голову и глубоко вздохнула так, что в ее горле послышался стон. У нее на губах был намек на улыбку, и мне захотелось радоваться вместе с ней. У меня сложилось впечатление, что ее живот долгое время не наедался вдоволь, и я был очень рад, что смог накормить ее.
Изучая ее лицо, я заметил, что на ее щеке остался кусочек батончика. Наклонившись к ней, я медленно приподнял руку, чтобы не испугать ее. Ее глаза расширились, но она не отшатнулась от меня, поэтому я понял, что все в порядке. Я нежно стер крошку с ее лица. Она сразу же посмотрела косо на меня и заворчала.
– Что? Или ты хранишь это на потом? – Хихикая, спросил я.
Маленькая улыбка появилась на ее губах, на бледной коже появился милый румянец – это был самый красивый оттенок розового, который я когда-либо видел. Эти щеки, которые носили этот сладкий, нежно-розовый оттенок, напоминали мне персики, которые свисали с деревьев возле дома Престонов.
– Персики, – сказал я между нами.
Улыбка ускользнула с ее лица и появилась крошечная морщинка между бровями.