— Мои приемные родители останавливались здесь во время своего медового месяца. Они… уже умерли… Джерри совсем недавно. — Ее голос невольно прервался, она откашлялась. — Я приехала сюда, чтобы отдать дань уважения их памяти, а затем собиралась отправиться дальше, в Женеву. Разыскать хоть какие-то сведения о моей пропавшей семье.
— О Господи! И ты тоже?
Он был удивлен ее словам, а она не менее поражена его удивлением. Она непонимающе уставилась на него, видя, какая внутренняя борьба происходит в нем, отражаясь гримасой на его лице. В чем дело? Она молчала и, затаив дыхание, ждала объяснений. Наконец он овладел собой.
— В последние месяцы нашей совместной жизни Клод постоянно твердила, что хочет съездить в Женеву, — сказал он, и даже сейчас в его тоне слышалось явное раздражение. — По ее просьбе я уже несколько раз посылал запрос. Ничего обнадеживающего. Окончательный ответ пришел как раз перед ее исчезновением… — Он замолчал, хмуро уставившись в пустоту. — Она не хотела верить. Не переставала говорить, что, если бы поехала сама… — Он сделал нетерпеливый жест. — Моему терпению пришел конец, и я предложил ей поехать и убедиться самой. Но вскоре она почему-то оставила эту идею, предпочитая изводить себя и окружающих.
Его рассказ подтвердил гипотезу Долли, что ее сестра была далеко не в лучшем состоянии, хотя она еще не совсем понимала почему.
— Возможно, она все же поехала туда, когда сбежала от вас? Вы пытались навести справки?
— Конечно, — резко ответил он. — В Женеве никаких следов… Полиция не нашла ничего, что бы свидетельствовало о ее приезде туда. Частное расследование тоже ни к чему не привело. Никакой зацепки.
— Она уехала на машине? — поинтересовалась Долли, не соглашаясь верить, что не осталось абсолютно никаких следов.
— Да. Автомобиль тоже не нашли, — хмуро сообщил он. — Не похоже, чтобы Клод заранее продумала все детали своего исчезновения. Это мог сделать только американец.
— Двое людей исчезли совершенно бесследно? — Долли недоверчиво покачала головой.
— Ты думаешь, я ничего не предпринимал, чтобы разыскать их? — спросил он, и нотка горькой обиды послышалась в его голосе.
О, разумеется предпринимал, подумала она. Наверняка его оскорбленное самолюбие потребовало сделать это, а цена не была существенным фактором. Тем не менее все кажется невероятным. Полное отсутствие следов, никакого ключа к их обнаружению. Но хоть что-то должно быть…
— Два года… и ничего… только ты, — произнес он в ответ на ее мысли. — Но и у тебя ничего нет для меня. Они пропали четвертого июля, — продолжал он. — Между прочим, ваш американский праздник, День независимости. — Он взял свой бокал, приподнял в шутливом тосте. — За вас, мадемуазель… за вас, точную копию своей сестры, которая пожелала сделать свою личную независимость абсолютной!
Долли напряженно молчала; ее мысли сосредоточились на дате исчезновения сестры. Для нее эта дата была связана с далеко не ординарным событием. То, что случилось с ней в тот день, до сих пор не находит объяснения. Именно в тот день два года назад! Невероятно! В тот самый день! Доктора не могли никак объяснить того, что с ней произошло. Она отличалась отменным здоровьем. В ее медицинской карте не было никаких указаний, которые могли бы пролить свет на случившееся. Ничего похожего она не испытывала ни до этого, ни после.
Долли была в больнице, на своем обычном дежурстве. Она хорошо помнила, как все началось… Сильный удар в сердце… Сознание затуманилось… Затем пришел страх, охвативший все ее существо… Потом растущая боль в голове, бесконечное падение в какую-то черноту… Неотвратимое предчувствие близкой смерти… Холод, ледяной волной омывающий ее тело… Невозможность дышать… Ужасная боль в груди… Шок…
Потом она узнала, что имела место остановка дыхания и фельдшер, в тот день дежуривший вместе с ней, делал ей искусственное дыхание, стараясь привести в чувство. Потом ее перенесли в палату и держали под наблюдением, пока не были сделаны всевозможные анализы. Ничего настораживающего с сердцем, никаких отклонений в других органах, никаких признаков эпилепсии. То есть никакого ответа на то, что произошло с ней.
И вот теперь этот ответ пришел. Страшное открытие наполнило ее душу опустошающим ужасом. Клод исчезла в тот самый день… И ничего от нее до сих пор… Ничего, потому что нет ничего!
— Мадемуазель! — откуда-то издалека донесся беспокойный голос. — Вам плохо?
Она слышала его вопрос, но не могла выйти из того оцепенения, в которое ее повергло страшное открытие. Словно сквозь пелену тумана, она видела размытые очертания мужчины, сидевшего напротив нее, и никак не могла сфокусировать на нем взгляд, вытащить свое сознание из ямы, которая поглотила его. Муж Клод. Но вряд ли это известие огорчит его. Для него это не потеря, а, судя по всему, освобождение. У него теперь есть Мэриан. Красавица-брюнетка… С Клод покончено.
— Что случилось, скажите же мне?
Он тряс ее за плечо, требуя ответа. И она знала ответ, ужасный и простой ответ, объясняющий все: почему его жена исчезла, бросив мужа и детей, почему за два года она ни разу не заявила о себе. Спазм боли волной прошел по телу Долли, слезы подступили к глазам. Лучше сказать сразу… И покончить с этим.
— Ваша жена Клод Дадье… моя сестра… умерла, месье. Я знаю это, потому что почувствовала ее смерть четвертого июля… два года назад.
Слезы хлынули, застилая глаза. Она ухватилась за край стола, пытаясь подняться.
— Извините меня, месье, — прошептала она, — я не могу больше оставаться здесь.
7
Реймонд Дадье вскочил на ноги, прежде чем Долли успела выйти из-за стола. Резко повернувшись, стремясь как можно скорее убежать, она споткнулась. Ноги плохо держали ее. Она вся дрожала. И тогда он крепко обхватил ее за талию, притягивая к себе.
— Нет! — вскрикнула она.
— Но я должен помочь тебе, — ответил он.
И в этом он был по-своему прав. У нее не было сил освободиться, глаза застилали слезы, все, что она смутно видела перед собой, плыло и покачивалось, а зал казался ей огромным минным полем, через которое предстояло пройти. Ее уход определенно таил в себе неприятности… для него.
Он хотел избежать новой сцены. Вот почему он оказался рядом с ней, поддерживал ее и опекал. Во избежание новых эксцессов. Она понимала это и ненавидела его, ненавидела его силу, чувствуя ее всем своим существом; ненавидела близость, рождающую чувство общности, которая была сплошной ложью. Ее сестра не совершала преступлений, которые он приписывал ей. Ему следовало знать это. И сейчас его близость была ей отвратительна.
Метрдотель поспешил к ним.
— Месье, я могу вам помочь?
— Мадемуазель, неважно себя чувствует… Будьте любезны вызвать лифт.
— Конечно, месье.
Ее ловко выпроводили из ресторана. Если их уход и привлек внимание, дав повод для новых сплетен, то ее это больше не волновало. Это была не ее жизнь, не ее отель с его постоянными клиентами в роскошных туалетах от знаменитых дизайнеров… И мужчина рядом с ней был тоже не ее. Ее жизнь снова опустела.
Портье держал двери лифта, поджидая их. Как только они вошли в кабину, Долли высвободилась из рук Реймонда Дадье и, забившись в дальний угол, прислонилась спиной к стене.
— Я сама справлюсь, — заявила она, глядя на него сквозь пелену слез.
Он нажал кнопку их этажа. Двери плавно закрылись, отрезая их от всего мира.
— Неужели вы, мадемуазель, ожидали, что после вашего заявления я вот так возьму и уйду? — тихо произнес он. — Это так же горько для меня, как и для вас. Я слишком долго ждал известий о моей жене и теперь не могу отпустить вас, пока не получу подтверждения, что сказанное вами правда.