* * *
Сестра Прасковьи Анфиса вышла замуж за священника и сделалась попадьёю. Судьба её поначалу складывалась удачно: в Походилове, большой и богатой деревне, где насчитывалось более трёхсот дворов, жизнь батюшки и его семьи была вполне сносной. Уцелели они и в непростое время Революции, и в Гражданскую Господь уберёг. А, может, у Советской власти просто руки до них не дошли.
Но пришёл и их черёд: в двадцать девятом году в Походилове был организован колхоз, а в начале тридцатых по стране прошла очередная волна гонений на веру: повсеместно закрывали церкви и монастыри, монахов арестовывали и отправляли в лагеря и ссылки.
«Служители культа» уже с восемнадцатого года находились в новом советском сословии «лишенцев», то есть не имели права участвовать в выборах, получать медицинскую помощь и продовольственные карточки, пенсию и пособие по безработице, а начисляемые на них налоги были выше, чем для остальных граждан Республики. Дети «лишенцев» не могли получить образование выше начального.
В конце концов, всё это можно было бы преодолеть, но священнослужителей вновь начали ссылать и отправлять в лагеря. Забирали целыми семьями. Привозили пароходами на севера, в безлюдные места, выгружали на берег и оставляли выживать. Голод, холод и эпидемии довершали начатое: выдерживали немногие. Особенно тяжело приходилось семейным клирикам, и дети умирали в первую очередь.
Поэтому, когда мужа забрали, матушка Анфиса не стала дожидаться ареста, а, собрав уцелевшее после обысков и национализации барахлишко, с двумя детьми бежала в Свердловск: в большом городе было легче затеряться.
Разумеется, устроиться на завод или в контору, не имея соответствующих документов, она не смогла, а посему перебивалась случайными заработками. Когда всё прихваченное из дому было продано и проедено, перед семьёй встала угроза голодной смерти. Осознавая безвыходность положения, Анфиса сама отвела детей в детский дом, строго-настрого запретив им говорить о том, кто их родители, ибо дети репрессированных и в детских домах считались низшей кастой и подвергались унижениям и издевательствам.
Между тем, Миша Погадаев удачно вписался в новую реальность и как человек, выросший при советской власти, был твёрдо уверен в том, что всё идет так, как и должно идти: сначала комсомол, затем – ВКП(б), а потом – куда партия пошлёт. Нужно укреплять пожарную безопасность – его направляют руководить пожарной бригадой в Добрянку; нужно поднимать лесную промышленность – отправляют на Платинский лесоучасток; нужно насаждать культуру – назначают руководителем клуба на этой самой Платине. Вот такой менеджер-универсал с четырьмя классами церковно-приходской школы.
На фронт Михаил не попал, лишившись – ещё до войны – правого глаза.
Трембовецкие.
Трембовецкий Никифор Яковлевич - поляк по национальности, и его супруга Бойко Евдокия – украинка – проживали в селе Писаревка, что находится в двенадцати километрах от станции Кодыма, под Одессой. Никифор Яковлевич служил директором спиртзавода, Евдокия умелой рукой вела домашнее хозяйство и занималась воспитанием единственной дочери Оленьки, которая родилась летом двадцать четвёртого года. Их дом в Писаревке, который цел и по сей день, был, что называется, полной чашей.
Всё кончилось разом. Никифора Яковлевича взяли по сфабрикованному ГПУ делу «Союза освобождения Украины», видимо, по национальной принадлежности, но, поскольку к украинской научной интеллигенции, для дискредитации которой и был затеян данный процесс, он имел отношение более чем косвенное, ограничились высылкой за пределы Украины.
Евдокия, подхватив дочь, отправилась следом за мужем в далёкую Сибирь, про которую знала только одно, что когда-то, ещё при царском режиме, туда ссылали каторжан да революционеров. Но сказать: следом за мужем – легко, а найти этот след гораздо труднее. Неведомыми путями она узнавала, где предположительно находится супруг, а, узнав, переселялась туда и, чтобы хоть как-то выжить, занималась натуральным хозяйством. Евдокия даже научилась лазить на кедры и сбивать шишки - так они с дочерью добывали кедровые орехи. Вдвоём с маленькой Олей пахали, сеяли хлеб и даже гречиху выращивали, что по местным природным условиям было просто невероятно.