После таких слов, конечно, стало легче, появилась уверенность в успехе, я был готов выдержать что угодно, только бы восстановить зрение…
* * *
Из больницы прямым ходом направился к тёте Фисе: очень хотелось помыться – в больнице это было проблемой, а ведь я пролежал там почти месяц.
День - чудесный! По радио сообщили о полёте Германа Титова, и это ещё больше поднимало настроение.
Вечером сел в поезд и уже ночью был дома, у бабушки. На следующий день, отоспавшись, пошёл на станцию. Обычно вся молодёжь, да и представители старшего поколения, приходили туда встречать электричку, которая курсировала между Нижним Тагилом и Верхотурьем – был такой ритуал для бездельников: провожали отъезжающих, встречали приезжающих, как теперь говорят, тусили.
Но моих друзей на станции не оказалось, что было весьма странно. Я подошёл к Лёне Берегу, парню примерно моего возраста или немного постарше, и поинтересовался, где же все.
- Так ушли на день рождения к Галке.
- А ты чего тут?
- Так меня не пригласили.
Радужное настроение враз померкло: они ведь знали, что я сегодня приеду, и пошли без меня - выходит, меня тоже не пригласили?!
Увидев, как я понурился, Лёня тряхнул головой:
- Плюнь ты на это! Пойдём к нам, у меня кое-что есть.
Береги появились на Платине не так давно. Это была дружная семья из шести человек: родители и четверо сыновей. Двое старших – уже взрослые, высокие и здоровые парни, Лёня – примерно моего возраста, и младший – лет семи. В наш забытый Богом край они приехали из Белоруссии; поговаривали, что были высланы оттуда за какие-то грехи. В посёлке ничего плохого за ними замечено не было, семья трудолюбивая, хозяйство вели просто образцово. Вот туда-то мы с Лёней и притопали. Кстати, дома у Берега я оказался впервые.
Лёня притащил две пол-литровые кружки браги, мы с ним чокнулись и выпили по полной. Немного погодя - ещё по одной. Знал бы, что брага у них настаивается в оцинкованной посудине, может, и поостерёгся б, но не свезло, и я попросту отравился этим пойлом.
До дому дотопал быстро: слегка покачивало, но голова была довольно ясной. Дома же сразу пал на кровать. Тошнило. Моя заботливая и терпеливая бабуля подставила ведро, и начался процесс, который лучше не описывать…
Сколько прошло времени, сейчас не скажу, но когда весь выкушанный алкоголь и закуска исторглись, горлом пошла кровь. Я, свесившись с кровати, просил об одном: чтобы не трогали и не поднимали мне голову, так как от этого становилось только хуже…
Через некоторое время со дня рождения примчались мои друзья, и не только - народу набилась целая комната. Прибежала участковый фельдшер,тётя Аня Лебёдкина, которая лишь разводила руками и говорила, что ничем помочь не сможет – слишком поздно, что вся надежда - на молодой и крепкий организм.
Уснул я, как провалился, словно потерял сознание. Рано утром очнулся, поднял голову с подушки – ничего не болело, в теле были какая-то лёгкость и слабость. Моя бедная бабуля всю ночь не спала, просидела возле меня. Когда я поднялся, очень обрадовалась, не ругала, не упрекала, сказала только: «Эх, Владюша, будешь ты теперь мучиться желудком всю жизнь». Правду сказала: так всё и вышло. Но тогда я пропустил её слова мимо ушей: волновало не это, а то, что происходит с моим прооперированным глазом. Подойдя к зеркалу, увидел, что глаза нет, а приоткрыв руками веки, различил лишь что-то ярко-красное.
Вот тут я испугался по-настоящему!
Проходили дни, недели…
Наконец краснота и отёк начали спадать, веки – раскрываться. И – о, чудо – косоглазие исчезло! К концу августа глаз полностью открылся, осталось лишь небольшое кровоизлияние.
* * *
Тут случилась ещё одна приятная неожиданность: моего друга Юрку Лебёдкина пригласил в гости отец. Он работал секретарём Зайковского райкома партии и проживал в Зайково с новой, молодой, женой, которую привёз с войны и которая - по семейной легенде - спасла его от смерти. Детей у них не было, видимо, тяготы фронтовой жизни не прошли бесследно.
У нас троих: Юры, Святослава и меня - была схожая семейная ситуация. Юрка после развода родителей остался с матерью, тётей Аней, которая работала фельдшером на лесоучастке и была очень дружна с моей бабулей. Святослав с матерью тоже жили вдвоём; куда подевался его отец, я даже не знаю, так как этот вопрос мы никогда не обсуждали. А я, при живых родителях, жил с бабушкой, только иногда приходя к отцу в гости. Материально он нам не помогал, да и большой необходимости в этом после поступления в училище уже не было.