А. — Все? Вам не удалось меня обидеть. Что вы, человек из толпы, вообще знаете о славе и нас. ее носителях? Вы говорили мне, что я не выношу критических замечаний, что я люблю только похвалу.
Да вы даже не представляете себе, насколько вы банальны, когда говорите, что я — плохой актер! Вы, обыватели, только и стремитесь унизить нас, чтобы почувствовать себя на одном уровне с вами. Вы будете наслаждаться падением любого из нас! А в основе этого наслаждения — зависть. Вы себе и представить не можете, как часто ко мне подходят именно с этим: «Ну, ты, актер, устарел, пора на пенсию!» В любой компании, где я только могу оказаться, почти всегда находится человек, который вовсю старается быть более остроумным, чем я, чтобы потом всюду рассказывать, что он меня «уделал». На любой тусовке кто-нибудь подходит и говорит: «Надо же, а по телевизору вы такой высокий и красивый!»
Редкий день ко мне на улице не подходит человек, который говорит: «Что-то вас давно не видно?»
Ну, не буду же я ему объяснять, что только на прошлой неделе меня два раза показывали по телевидению и напечатано три интервью со мной. Кстати, о журналистах. Я, дорогой мой завистник, лучшим из них просто плачу, а остальные пишут уже из стадного чувства. Я им плачу, чтобы они писали обо мне хорошее. Но вы, конечно, не поверите мне, и все же, скажу вам, я плачу и за то, чтобы они обо мне писали плохое. Потому что вы, обыватели, падки на нашу грязь. Вам обязательно надо скинуть нас с пьедестала. Вы хотите убедиться, что мы — такие же мелкие, как вы. Но, как сказал один очень умный человек: «Врете, мы не такие, мы даже в плохом больше, чем вы. У нас даже недостатки крупнее, чем у вас». Да, конечно, мы расстраиваемся, когда нас ругают. А еще больше расстраиваемся, когда хвалят других. Но, поверьте, мой суд над собой куда более строгий, чем ваш. Я лучше вас знаю, где я плохо сыграл. Просто я каждый раз думаю, наивно думаю, что вы, зрители, этого не заметили. Так что, если вы хотите обидеть меня, придумайте что-нибудь поинтереснее. Мне кажется, я вас задел больнее.
Б. — Вы бьете ниже пояса.
А. — А у вас сейчас пояс на шее, куда ни ударь, все будет ниже,
Б. — Не надо вам было говорить эту фразу.
А. — А что такое? Попал по больному?
Б. — Ну что ж, вы сами этого захотели. Вы жили с женщиной, которую я люблю.
А. — Жил, мой дорогой, жил, и не жалею, потому что спасал вас.
Б. — А кто вам дал право решать мою судьбу?
А. — Да повторяю, вас же спасал, потом спасибо скажете.
Б. — Ну, так я вас тоже спасал, когда вы уезжали на гастроли, может, вы тоже меня поблагодарите?
А. — Интересно, как же вы меня спасали?
Б. — А знаете, обычным народным способом. А. — Не понял?
Б. — Я спал с вашей женой.
Пауза.
Да, да, когда вы в последний раз устроили ей скандал и уехали, она хотела развестись с вами. У нее была истерика, я ее успокаивал. Ну вот… и успокоил.
А. — Да быть этого не может!
Б. — Послушайте, актер актерыч, вы пять минут назад утверждали, что не против, чтобы ваша жена завела себе любовника.
А. — Не моя жена, а вообще — жена.
Б. — Вообще жена она как раз ваша жена.
А. — Я вас задушу!
Б. — Ах, как мне хочется сказать фразу из анекдота.
А. — Да я вас…!
Б. — Еще одно движение, и мы полетим вниз.
А. — Да вы — просто негодяй!
Б. — Теперь нас двое. Поговорим на равных. Что вы так горячитесь? Вы думали, что жена Цезаря вне подозрений? Так вы не Цезарь, так же как я не кавалер де Грие.
А. — Это просто смешно.
Б. — То, что она вам изменила?
А. — То, что она мне изменила именно с вами. Кто вы, что вы собой представляете?
Б. — А кто вы? Пустой сосуд, который заполняют содержимым драматурги.
А. — Вы никто, и звать вас никак.
Б. — На моем месте мог оказаться кто-то другой. Просто я оказался ближе. Все-таки лучше я, чем кто-то.
А. — Не смейте так говорить, она — моя жена.
Б. — Еще недавно вы так говорили про мою любимую. Она — моя любимая.
А. — Да как она могла променять меня на вас?!
Б. — Вы ее просто достали. Она хотела с вами разойтись. Она со мной отдыхала душой… и телом. Я вежливый, спокойный, покладистый. Я ласковый и пушистый. А вы — вредный и злобный урод.
А. — Я — урод?
Б. — Вы — урод!
А. — Во мне метр восемьдесят, я считаюсь секс-символом своего поколения.
Б. — Вы только считаетесь, а я есть на самом деле. (Плачет.) Лучше бы я вас вовсе не знал. Лучше бы я оставался со своим одиночеством. Нам так было хорошо с ним вдвоем. Мы приходили в мир в одиночку и также уходили из него. А счастье, счастье только у тех, кто может найти радость в одиночестве.
А. — Как же так? Значит, вы изменили своей Манон Леско?
Б. — Вы же сами говорили, что мужчина — похотливое животное. Человек слаб. Если хочешь победить искушение, надо уступить ему. Я уступил, и…
А. — Я не спрашиваю вас, как это было.
Б. — А почему? Я бы с удовольствием рассказал: это было прекрасно.
А. — Не продолжайте, я-то точно не мазохист.
Б. — Не буду.
А. — Это глупо.
Б. — Что глупо?
А. — Все это глупо. И наша ругань напоминает мне спор двоих идиотов. Помните анекдот, когда двое на спор наелись дерьма и остались каждый при своих деньгах? Нет, я все же убью вас.
Б. — Я потащу вас за собой.
А. — Ну, и черт с вами! Конец, так конец. (Пауза). Скажите, что вы соврали.
Б. — И вы скажите, что вы соврали.
А. — Я соврал.
Б. — Вы не спали с моей любимой?
А. — Не спал.
Б. — И она не проститутка?
А. — Нет.
Б. — И я не спал с вашей женой.
А. — Да зачем она мне нужна, ваша любимая.
Б. — Да стал бы я спать с вашей женой.
А. — Что?
Б. — Вернее, она со мной не стала бы спать ни за что.
А. — Да и ваша любимая сказала, что думает только о вас, уходя от меня.
Б. — Что?
А. — Нет, я ей звонил, и она мне сказала, что больше всех на свете она любит бухгалтеров.
Б. — И терпеть не может артистов.
А. — Особенно популярных.
Б. — Отпустите меня.
А. — А вы — меня.
Отпускают друг друга.
Б. — Пошли потихоньку.