— Джобъ кронъ не любитъ. На нихъ изображена корона, а корону, говорятъ, носитъ король, и черезъ это онъ гордъ и презрительно относится къ людямъ.
— Какъ, однако, велико здѣсь всеобщее недовольство, если даже подобный субъектъ отказывается отъ денегъ, не желая измѣнять своимъ принципамъ, — подумалъ про себя офицеръ и сказалъ вслухъ:- Ну, когда такъ, вотъ тебѣ полгинеи, разъ ты предпочитаешь золото серебру.
Джобъ небрежно постукивалъ ногой о камень, не вынимая изъ кармана рукъ — это была его всегдашняя привычка — и на новое предложеніе отвѣтилъ, не мѣняя позы и только приподнявъ слегка голову, прикрытую нахлобученной шляпой:
— Джобъ отъ васъ денегъ не возьметъ. Вы помѣшали гренадерамъ бить Джоба.
— Хорошо, пріятель. Такая благодарность не часто встрѣчается даже у людей съ разсудкомъ. Слушайте, Меритонъ, я этого бѣднягу еще увижу и не забуду этого отказа. Поручаю вамъ въ началѣ же будущей недѣли одѣтъ его въ болѣе пригичный костюмъ.
— Боже мой, сэръ, — отвѣтилъ Меритонъ, — разъ вамъ это угодно, я сдѣлаю, будьте покойны, только умоляю васъ, взгляните сначала на этого субъекта хорошенько и потрудитесь мнѣ сказать, какъ мнѣ устроить, чтобы изъ него вышло что-нибудь порядочное?
— Сэръ! Сэръ! — крикнулъ Джобъ, догоняя офицера, который уже прошелъ нѣсколько шаговъ. — Если вы обѣщаете, что гренадеры больше никогда не будутъ бить Джоба, то Джобъ будетъ водить васъ по всему Бостону и исполнять всѣ ваши порученія.
— Бѣдненькій! Хорошо, я обѣщаю, что солдаты тебя больше обижать не будутъ. Прощай, пріятель. Приходи же ко мнѣ, не забудь.
Юродивый, повидимому, остался доволенъ этимъ обѣщаніемъ. Онъ сейчасъ же повернулся, въ припрыжку пробѣжалъ по улицѣ и скрылся за первымъ поворотомъ. Молодой офицеръ вошелъ во дворъ дома мистриссъ Лечмеръ. Домъ былъ кирпичный и гораздо авантажнѣе на видъ, чѣмъ другіе, видѣнные имъ до сихъ поръ, дома въ Бостонѣ. Украшенія были аляповатыя, деревянныя, по очень старинной модѣ. По фасаду было семь оконъ въ каждомъ изъ верхнихъ этажей; боковыя окна были уже другихъ. Въ нижнемъ этажѣ вмѣсто одного изъ оконъ была входная дверь.
Домъ былъ освѣщенъ почти весь, и это придавало ему веселый видъ сравнительно съ окружавшими его темными и мрачными домами. Офицеръ постучался. Сейчасъ-же вышелъ негръ-лакей въ довольно красивой ливреѣ, а для колоніи такъ даже очень богатой.
— Дома ли мистриссъ Лечмеръ?
Негръ далъ утвердительный отвѣтъ, провелъ гостя довольно большимъ коридоромъ, отворилъ дверь въ комнату по одну изъ сторонъ этого коридора и пригласилъ гостя войти.
Въ настоящее время эта комната показалась бы слишкомъ мала для общества провинціальнаго города, но ея незначительные размѣры выкупались богатствомъ и красотой убранства. Стѣны были раздѣлены столярной работой на отдѣльныя панно, разрисованныя превосходнѣйшими пейзажами и видами развалинъ. Блестящія полированныя рамы этихъ панно были украшены гербами многочисленныхъ родственныхъ фамиліи. Вверху панно были большія, а внизу маленькія, съ нарисованными на нихъ эмблемами. Между отдѣленіями съ панно были пилястры съ зубцами и золочеными капителями. Подъ потолкомъ по всѣмъ стѣнамъ шелъ тяжелый, массивный карнизъ, также весь деревянный и съ обильными рѣзными украшеніями.
Въ то время въ колоніяхъ мало было распространено употребленіе ковровъ, но мистриссъ Лечмеръ, по своему положенію и состоянію, могла бы ихъ ввести у себя въ домѣ, если бы не находила, что они не подходятъ къ общему старинному характеру зданія. Да она и сама не любила ихъ, не привыкла къ нимъ. Полъ въ комнатѣ былъ замѣчательно красивый — чудной работы паркетъ изъ небольшихъ квадратовъ краснаго кедра и такихъ же квадратовъ изъ сосноваго дерева, въ перемѣшку. Въ серединѣ каждаго квадрата видны были геральдическіе дьвы Лечмеровъ, сдѣланные очень искусно какимъ-то, должно быть, очень талантливымъ артистомъ своего дѣла.
Съ каждой стороны каминной отдѣлки, довольно тяжелой, но очень старательной, были устроены какія-то сводчатыя отдѣленія, прикрывавшіяся задвижными дверками. То былъ буфетъ для храненія серебряной посуды. Мебель въ камнатѣ была богатая и хотя старинная, но прекрасно сохранившаяся.
Среди всего этого колоніальнаго великолѣпія, выступавшаго еще ярче вслѣдствіе обилія зажженныхъ свѣчей, сидѣла на диванѣ важная престарѣлая леди. Свою шинель офицеръ оставилъ въ передней и въ одномъ мундирѣ казался еще стройнѣе и изящнѣе. Строгій и суровый взглядъ пожилой леди замѣтно смягчился, когда она увидала вошедшаго. Приподнявшись съ дивана навстрѣчу гостю, она нѣсколько времени смотрѣла на него съ пріятнымъ изумленіемъ. Молодой человѣкъ заговорилъ первый.