Ліонель съ нѣкоторымъ удивленіемъ взглянулъ на юную энтузіастку, которая сидѣла такой скромной, точно и не она сказала эту фразу. Онъ улыбнулся и повторилъ ея слова.
— Вы спрашиваете, почему бы имъ не поднять возстанія? Да потому, что это было бы и глупо, и преступно. A что здѣшніе мужчины! нискольно не хуже англичанъ, такъ не я стану съ вами объ этомъ спорить: я вѣдь самъ родомъ американецъ.
— Почему же вы въ красномъ мундирѣ? Я слышала, что наши земляки, которые служатъ въ англійской арміи, носятъ синій мундиръ, а не красный.
— Его величеству угодно, чтобы его 47-й полкъ носилъ только красные мундиры, а что касается лично меня, то мнѣ рѣшительно все равно, какого цвѣта одежду ни носить. Пусть бы ужъ красный цвѣтъ носили одни дамы — я согласенъ.
Ліонель смѣялся, говоря это.
— Вамъ очень легко перемѣнить цвѣтъ своей одежды, — сказала Атнеса,
— Это какъ?
— Выходите въ отставку.
Вѣроятно, мистриссъ Лечмеръ не безъ причины позволила свой племянницѣ говорить такъ смѣло и свободно. Видя, однако, что ея гость вовсе не выказываетъ обиды, какъ дѣлаютъ всѣ англійскіе офицеры въ такихъ случаяхъ, она дернула за сонетку и сказала:
— Не правда ли, майоръ Линкольнъ, это очень смѣлый языкъ для молодой особы, которой нѣтъ еще и двадцати лѣтъ? Но миссъ Дэнфортъ взяла себѣ привилегію говорить все свободно. Многіе ея родственники по отцу замѣшаны въ безпорядкахъ послѣдняго времени, но мы позаботились, чтобы Сесиль осталась болѣе вѣрна своему долгу.
— Но вѣдь и сама Сесиль тоже постоянно отказывается посѣщать праздники, устраиваемые англійскими офицерами, — проговорйла Агнеса не совсѣмъ довольнымъ тономъ.
— Развѣ Сесмь Дайнворъ можетъ являться на какіе бы то ни было балы и праздники безъ приличнаго покровительства? — возразила мистриссъ. Лечмеръ.- A мнѣ въ семьдесятъ лѣтъ не подъ силу выѣзжать съ ней въ свѣтъ. Однако, мы только разсуждаемъ, говоримъ все не дѣло, а майору Линкольну даже освѣжиться съ дороги ничего не подано до сихъ поръ. — Катонъ, можете подавать.
Послѣднее относилось къ вошедшему негру. Мистриссъ Лечмеръ сказала эти слова почти таинственно, потому что бостонцы еще съ 1771 года, изъ ненависти къ Англіи, бойкотировали чай. Старый слуга, привыкшій за долгую практику безъ словъ угадывать желанія своей госпожи, закрылъ первымъ дѣломъ ставни и задернулъ занавѣск. у оконъ, потомъ взялъ небольшой овальный столикъ, скрытый за занавѣсками, и поставилъ его передъ миссъ Дайнворъ. Послѣ того на гладкой полированной поверхности столика появился серебряный массивный чайникъ съ кипящей водой и такой же подносъ съ превосходнымъ саксонскимъ сервизомъ.
Мистриссъ Лечмеръ старалась тѣмъ временемъ завлечь гостя разспросами объ англійскихъ родственникахъ, но, не смотря на всѣ свои усилія, не сумѣла сдѣлаать такъ, чтобы онъ, не замѣтилъ таинственныхъ предосторожностей, съ которыми негръ накрывалъ на столъ. Миссъ Дайнворъ спокойно позволила поставить передъ собой чайный столикъ, но ея кузина Агнеса Дэнфортъ отвернулась съ холоднымъ и недовольнымъ видомѣ. Заваривъ чай, Катонъ налилъ его въ двѣ фарфоровыя чашки, на которыхъ очень искусно были нарисованы красныя и зеленыя вѣточки, и подалъ одну своей хозяйкѣ, а другую молодому офицеру.
— Виноватъ, миссъ Дэнфортъ! — воскликнулъ Ліонель, прннявъ чашку. — Эта дурная привычка образовалась у меня за время долгаго плаванія на кораблѣ: я и не обратилъ вниманія что у васъ нѣтъ чашки.
— Пожалуйста, не извиняйтесъ, сэръ, и кушайте на здоровье, разъ вы это любите, — сказала Агнеса.
— Но мнѣ будетъ гораздо пріятнѣе, если и вы будете кушать. Чай — вѣдь это такая утонченная роскошь!
— Вотъ именно — утонченная роскошь, вы очень удачно выразились. Настолько утонченная, что безъ нея вполнѣ можнь обойтись… Благодарю васъ, сэръ, я чаю не пью совсѣмъ.
— Вы женщина — и не любите чай? — воскликнулъ со смѣхомъ Ліонель.
— Не знаю, какое дѣйствіе этотъ тонкій ядъ производитъ на вашихъ англійскихъ леди, майоръ Линкольнъ, но мнѣ, какъ американкѣ, вовсѣ не трудно отказаться отъ этой отвратительной травы, изъ-за которой происходятъ на моей родинѣ всѣ эти волненія и грозитъ опасность моимъ роднымъ.
Ліонель, извинившійся только изъ обязательной учтивости учтивости мужчины къ дамѣ, молча поклонился и повернулъ голову въ другую сторону, чтобы посмотрѣть, съ такой ли же строгостью судитъ о чаѣ и другая моладая американка. Сесиль, наклонясь надъ подносомъ, небрежно играла ложечкой очень любопытной работы. На этои ложечкѣ какой-то искусникъ попытался изобразить вѣтку того растенія, душистые листья котораго наполняли въ эту минуту гостиную своимъ ароматонъ. Вырывавшійся изъ стоявшаго передъ Сесилью чайника паръ окутывалъ легкимъ облакомъ ея головку, придавая ей какой-то воздушный видъ,