Офицеръ отодвинулся въ сторону, чтобы избѣжать удара, при чемъ его шинель распахнулась, и солдатъ при свѣтѣ луны увидадъ подъ ней военный мундиръ. Рука его, какъ замахнулась, такъ и осталась въ воздухѣ.
— Приказываю отвѣчать! — продолжалъ офицеръ, и голосъ его дрожалъ отъ гнѣва и возмущенія. — По какому случаю нстязается здѣсь этотъ человѣкъ? И какой вы части?
— 47-го гренадерскаго полка, ваше высокобдатородіе, — отвѣчалъ почтительно и покорно другой солдатъ.- A этого туземца мы хотѣли проучить, чтобы не смѣлъ отказываться пить на здоровье его величества.
— Ему грѣхъ, онъ Бога не боится! — воскликнула несчастная жертва солдатской злобы, поворачиваясь къ своему спасителю заплаканнымъ лицомъ. — Джобъ любитъ короля, Джобъ только рому не любитъ.
Офицеръ, стараясь не глядѣть на отвратительное зрѣлище, велѣлъ солдатамъ сейчасъ же развязать узника. Поспѣшно бросились исполнять солдаты приказаніе, дѣйствуя руками и ножами, и освобожденный страдалецъ принялся одѣваться, такъ какъ солдаты раздѣли его передъ тѣмъ донага. Безобразный шумъ, которымъ сопровождалась эта гадкая сцена, смѣнила такая глубокая тишина, что слышно было тяжелое дыханіе несчастнаго Джоба, неожиданно избавженнаго отъ мукъ.
— Ну-съ, герои 47 полка, — сказалъ офицеръ, когда жертва ихъ злобы одѣжась въ свое платье, — потрудитесь мнѣ сказать, извѣстна ли вамъ эта пуговица?
Офицеръ протянулъ впередъ руку, показывая обшлагъ рукава. Тотъ солдатъ, къ которому, повидимому, относился, главнымъ образомъ, этотъ вопросъ, взглянулъ на бѣлый обшлагъ краснаго мундира и увидалъ пуговицу съ номеромъ своего полка. Никто не рѣшился произнести ни одного слова. Немного помолчавъ, офицеръ продолжалъ:
— Нечего сказать, хорошо поддерживаете вы славу и честь своего полка, который подъ стѣнами Квебека такъ отличился подъ командой славнаго Вольфа! Ступайте. Завтра это дѣло будетъ разобрано.
— Ваше высокоблагородіе, извольте принять во вниманіе: вѣдь онъ отказывался пить за королевское здоровье, — сказалъ одинъ изъ солдатъ. — Будь здѣсь сейчасъ полковникъ Несбитъ, то я увѣренъ…
— Ты еще смѣешь разговаривать, негодяй? Маршъ отсюда! Маршъ всѣ! Налѣво, кругомъ!
Смущенные солдаты, съ которыхъ соскочила вся прыть отъ строгаго взгдяда офицера, молча удалились прочь, причемъ старые солдаты вполголоса передавали молодымъ фамилію начальника, такъ неожиданно появившагося среди нихъ. A тотъ гнѣвнымъ взглядомъ провожалъ ихъ до тѣхъ поръ, пока они не скрылись всѣ изъ виду. Послѣ этого онъ обратился къ одному старику-горожанину, который стоялъ около, опираясь на костыль, и видѣлъ всю сцену.
— Не знаете ли вы, за что они такъ жестоко съ нимъ поступили? Какая причина?
— Это одинъ несчастный человѣкъ, полуюродивый, но совершенно безобидный, — отвѣчалъ хромой старичокъ. — Солдаты ушли въ кабакъ и взяли его съ собой, чтобы потѣшиться надъ его слабоуміемъ; то съ нимъ дѣлаютъ часто. Напрасно все это допускается и терпится начальствомъ. Если такъ будетъ продолжаться, то послѣдствія будутъ самыя плачевныя. Солдаты здѣсь до невозможности распущены, позволяютъ себѣ рѣшительно все. Съ такими вотъ нижними чинами и съ такимъ командиромъ, какъ полковникъ Несбитъ, скоро дойдетъ до того…
— Мой друтъ, мы этотъ разговорълучше пока оставимъ, — сказалъ офицеръ. — Я самъ служу въ полку Вольфа и позабочусь о томъ, чтобы виновные въ этомъ дѣлѣ понесли должное наказаніе. Вы мнѣ въ этомъ безъ труда повѣрите, когда узнаете, что я самъ бостонскій уроженецъ. Но я давно не былъ на родинѣ и перезабылъ всѣ здѣшнія извилистыя улицы. Не знаете ли Вы, гдѣ здѣсь домъ мистриссъ Лечмеръ?
— Это домъ очень извѣстный въ Бостонѣ,- отвѣчалъ хромой старичекъ. Голосъ его зазвучалъ совсѣмъ по другому, когда онъ узналъ, что съ нимъ говоритъ землякъ и согражданинъ. — Вотъ этотъ самый Джобъ какъ разъ занимается комиссіями, онъ васъ съ удовольствіемъ туда проводитъ. Вѣдь вы его избавитель! Проводишь, Джобъ?
Парень, вырванный изъ рукъ мучителей, дѣйствительно былъ похожъ не то на идіота, не то на юродиваго. На вопросъ хромого старика онъ отвѣтилъ недовѣрчиво и уклончиво:
— Мистриссъ Лечмеръ? О, да, Джобъ знаетъ туда дорогу. Онъ дойдетъ туда съ завязанными глазами, но только… только…
— Что еще — только, дуракъ? — воскликнулъ нетерпѣливый хромой.
— Только днемъ.
— Съ завязанными глазами, но только днемъ? Каковъ болванъ! Вотъ что, Джобъ, изволь итти и проводить этого джентльмена на Тремонтъ-Стритъ безъ всякихъ дальнѣйшихъ разговоровъ. Солнце только что закатилось; ты успѣешь туда сходить и вернуться домой спать, прежде чѣмъ часы на Ольдъ-Саутской колокольнѣ пробьютъ восемь.