Правленье банка...
Царят помещики, купцы,
Суды, охранка...
А муравью простому нет
Житья на свете.
И это длится тыщи лет...
А кто в ответе?!
Меня берёт за горло страх.
Ну, ладно б — в Штатах...
Но здесь, в архангельских лесах,
В родных пенатах!..
И так мне трудовой народ
Вдруг стало жалко,
Что я свершил переворот
Еловой палкой.
Тут всё дороже на пятак.
Минута в небе длится — чуть подольше.
Поташнивает в небе — чуть побольше.
Внизу поташнивает — но не так.
(Василий Казанцев. Выше радости, выше печали)
Стихи потянут на пятак.
О них бы мне не вспоминать подольше.
От них поташнивает — чуть побольше.
От всех поташнивает — но не так.
Эпиграмму на себя
Написать не просто,
Надо, автора любя,
Стать повыше ростом.
...Написал — и не дышу,
Удивляюсь прямо:
На себя донос пишу,
А не эпиграмму.
(Марк Лисянский. Сигнальный огонь)
Самокритику любя,
Как родную маму,
Написал я на себя
Как-то эпиграмму.
К полу намертво прирос
И гляжу с опаской:
Получается донос,
А не то что пасквиль.
Как слова ни изменял,
Чтоб не вынесть сора,
Вышло что-то у меня
Вроде приговора.
Ни прочесть, ни показать
И ни напечатать.
Остаётся разжевать
И поглубже спрятать.
А написано с душой:
Факты, лица, дата...
Значит, очень хорошо
Знаю адресата.
Я замечаю: что ни год —
То усложняются процессы:
Похорошели стюардессы —
Подорожал Аэрофлот!
(Иван Лысцов. Происхождение)
...Теперь я вглядываюсь в лица,
Когда сажусь на поезда:
Похорошеют проводницы —
Ну, хоть пешком ходи тогда!
Ночной старинный шлях как будто вымер.
Давно огни погашены в домах.
Я не Олег, не Игорь, я — Владимир,
лишь жаль, что не Владимир Мономах.
(Владимир Марфин. Свет Отечества)
Занять великий стол — и вся недолга!
Но что с судьбой поделаешь, друзья?...
И я не Игорь, и жена не Ольга,
и родственники, вроде, не князья.
Эол над ухом тренькает на арфе.
Дорога под луной белым-бела.
Отколь фамилие такое — Марфин?...
Видать, в роду посадница была.
Владимир я! Нет имени милее...
Подумать надо, как себя вести:
Иль шапку заказать потяжелее,
Иль Русь ещё разочек окрестить?!...
И в горах гремел орган
раньше времени, в котором
вместе с миром пели хором
Иоганн и Себастьян.
(Юрий Михайлик. Однажды в сентябре)
Содрогался перевал
от органа всю неделю.
Вольфганг вторил Амадею,
Моцарт тоже подпевал.
Пели арию Садко
Римский с Корсаковым вместе.
Звуки по горам окрестным
Разносились далеко.
А Седой и Соловьёв
удивили всех красивым
замечательным мотивом
«Подмосковных вечеров»...
Поёт магнитофон в хантыйском чуме.
К воде приник кочевник-краснотал.
Здесь спутник над становьями Кучума
Вчера перед закатом пролетал.
(Владимир Нечволода. На земле моей)
Вы думаете: раз — и покорили?!...
Держи карман! А дело было так:
Под вечер тучи плыли над Сибирью,