Светят, горестям вопреки,
Чернозерье, Тарханы, Болдино —
Русской лирики маяки.
И тиха,
И раскрыта,
Как прозрачный ручей,
Ты лежишь, Афродита,
У меня на плече...
(Марк Кабаков. Зал ожидания)
...Защищая от ветра
Афродитин покой,
Обнимаю Деметру
Я свободной рукой.
Дивный яд поцелуев,
Как амброзию, пьём.
Возле ног прикорнула
Артемида с копьём.
Олимпийские виды...
Геликон... Тишина...
Но, с лицом Немезиды,
Вдруг возникла Жена.
Три подруги античных
Растворились —
И нет.
Как-то неэстетично
Завершился сюжет.
Думал я о заносчивых авторах:
Будьте, братцы, скромны и тихи,
На гостиничных администраторах
Вы свои проверяйте стихи.
(Борис Климычев. Ключ любви)
Восседают портье за оконцами,
Уваженье внушая и страх,
И хрустят четвертные с червонцами,
Оседая в надёжных руках.
Я затрясся от взгляда несытого
Из последних поджилок и сил
И заместо билета кредитного
Молча в паспорт стихи положил...
Расселилась бродячая публика,
Так и шмыгает лифтами ввысь.
Даже кто не накинул ни рублика —
И для тех раскладушки нашлись.
А у администратора Клавочки
От поэзии сделался шок.
И ночую я в парке, на лавочке,
Зажимая проклятый стишок.
Под зелёными хоругвями
Наспех вырванной ольхой
Отбивался с лесорубами
От кикиморы глухой.
(Леонард Лавлинский. Степной ночлег)
Раз пошёл я за грибами...
Ёлки-палки, лес густой,
Ступы с бабами-ягами,
Как “фантомы”, надо мной.
Жуть берёт. Но я не нытик.
На меня управы нет.
Сам себе я — видный критик.
Сам себе — большой поэт.
Ни души, а дело к ночи.
Я давай стихи читать.
А кикимора хохочет,
Не желает почитать.
Выдрал я дубок с корнями,
Вспомнил Стеньку, Ермака
И лесной нечистой даме
Наломал всерьёз бока.
По-казачьи врезал в зубы,
Дал поесть сырой земли...
Подоспели лесорубы
И кикимору спасли.
Отобрал дубок лесничий
И составил протокол:
Мол, веди себя приличней,
Коли в лес гулять пошёл.
Ещё одно стихотвореньице
сказать словечко норовит.
Но мне приходит утешеньице,
такое малое на вид.
Я подаю ему вареньице —
и не проносит мимо рта.
Оно уйдёт под воскресеньице —
туда, где лёд и пустота.
(Валентина Мальми. Свободный день)
Вот села муха на вареньице —
и не проносит мимо рта.
Сложу о ней стихотвореньице,
чтоб заполнялась пустота.
Давно уж нет в душе гореньица.
Прошу: «Господь меня спаси!
Пошли мне муху в утешеньице!
Вареньица мне поднеси!»
Начнётся жизнь земная и на Марсе
С обычной деревеньки на холме.
(Алексеи Мишин. Земля любви моей)
Да, в нашей жизни есть не только проза!
Меня на Марсе как-то земляки
Избрали председателем колхоза,
Который “Аэлитой” нарекли.
Есть в чертежах центральная усадьба.
Работой обеспечена родня.
И первая в колхозе новом свадьба
Назначена на праздник трудодня.
Но стало, как обычно, лихорадить:
То фонды на Венеру уплывут,
То срок настанет закрывать наряды —
А впору приглашать народный суд.
Текут рекой в каналы удобренья.