Выбрать главу

Ни в чем, пожалуй, не проявляется так ярко умение народа типизировать, как в прозвищах. Одно слово — и весь характер человека! Назовут, как пропечатают: всю жизнь никуда от этого прозвища не денешься.

Сколько в наших уличных прозвищах подлинной поэзии! Иногда кличка добродушна; иногда в ней скрыта ирония над человеком, усмешка; но есть прозвища и нарицательные — жестокие и обидные.

Ни один человек на селе — от председателя до самой незаметной бабенки — не обходится без уличного прозвания. Едва поселился на порядке новичок, ему тут же дается прозвище.

Прозвища чем-то сродни хорошим песням. Они живут помимо их творцов. Попробуйте узнать, кто первым окрестил кого-либо уличной кличкой? Да разве кто вам скажет! Многоликое, многодневное творчество — эти наши прозвища!

Больше всего прозвищ на селе безобидных. Например, нас по-уличному кличут так: Андревы. «Где была?» — «У Андревых!» «Кто это дом ломает?» — «Андревы!» Это потому, что Андреи в нашем роду не переводятся. Дед был Андрей Максимович, отец — Василий Андреевич, а я — Андрей Васильевич: сын мой — Андрей Андреевич и так далее. Андревы и Андревы, и никто из нас на такое прозвище не обижается.

Бывают еще клички иного оттенка. Не знаю, как и назвать их, иронические, что ли! Таковы, к примеру, прозвища моего крестного, Евдокима Кузьмича. У него их несколько. Чаще всего его называют Авданей. У него много ребят, и всех их так и зовут: Авданькиными… Но когда говорят лично о Евдокиме Кузьмиче и хотят при этом отметить возможную недостоверность слуха или рассказа, то добавляют: «Бур-бур сказывал»…

«Бур-бур» — многоемкое слово. В нем и то, что Авданя любит прикладываться к бутылке «ряжской горькой», и то, что говорит он не очень-то внятно. А говорит он невнятно потому, что к губе у него всегда приклеена самокрутка. Делает он это мастерски. Закурит, затянется раз-другой, потом одно неуловимое движение языком — и папироса приклеилась к нижней губе. Говорит, а самокрутка вверх- вниз болтается. И ни за что не отскочит! Полчаса так говорит, думаешь, папироска у него давно уже погасла, но только подумал об этом, глядь, она снова дымит как ни в чем не бывало. И так все время, пока он рассказывает байки: и все время только и слышишь: бур-бур, бур-бур…

Это об Авдане.

А у нас много таких кличек. Вот хоть та же Таня Виляла… Разве не ясно, что это говорится о бабенке болтливой, изворотливой, но, в общем, неплохой? Есть прозвища совсем ласковые. Нашего соседа Василия Кочергина зовут Беленьким; агронома прозвали Щеглом; деда Печенова по-уличному кличут Ясным…

Но бывают прозвища иного рода.

Уж сколько лет Алексей Иванович, агроном наш, живет в доме Змейки. И однако, никто из ребят, собираясь кататься на санях с горы, не скажет: «Пойдем на гору к Щеглу!» А скажет: «Пойдем к Змейке!»

Самой Змейки давно нет в живых, а кличка осталась, живет.

Как и всякие слова, прозвища со временем приобретают новый смысл, иное наполнение. Часто из безобидной клички они становятся злыми и нарицательными.

Такое превращение случилось в свое время и с Чебухайкой…

III

Не припомню теперь точно, откуда появилась на нашей улице эта самая Чебухайка. Кажется, до этого она жила где-то на Хуторах. В самом начале тридцатого года, когда умер Савватий Санаев, развалюшку его купил тихонький, неказистый мужичишка Ефимка Бутенков. Хлопотливый был мужик, хоть и неприметный с виду. Словно муравей, с утра до вечера ползал он по усадьбе. За лето на месте Савватиевой землянки Ефимка поставил новую избу, оштукатурил ее, покрыл; слепил закутки и загонки для скота. А там, глядь, дальше — больше: обнес он санаевскую пустошь плетнем; насадил сад, и так прочно все у него получилось — не усадьба, а поместье!

Верховодила в доме Ефимки супруга, Дарья, низенькая полнотелая баба, чем-то внешне напоминавшая жирную осеннюю утку. Ходила Дарья вразвалочку, не спеша, словно не шла, а перекатывалась. Говорила мягко, вкрадчиво; при разговоре все норовила подставить ухо поближе к губам собеседника — глуховата была.

Вот стоят бабы у колодца, судачат:

«Говорят, Бирдюк сватов к Ефросинье засылал».

А Дарьюшка шею вытянет и: «Чё?» (значит — что, не расслышала).

«Данила-то и слушать их не захотел… взашей вытолкал…»

«Бу?!» (Будя, мол, врать-то!)

«А они и говорят: не согласен — ворота дегтем вымажем!»

«Ха!» — рассмеется Дарьюшка.

С кем бы она ни разговаривала, только и слышишь от нее: Чё?.. Бу?.. Ха!.. Так оно и пошло — Чебуха да Чебуха, — одним словом, Чебухайка.