— Вы пока не пугайтесь раньше времени.
— Все бы ничего, если бы он успокоился. А то ведь требует газеты, а потом прочитает и вскакивает с постели. Вы ведь знаете, какой он!.. Так что постарайтесь не расстраивать его.
Из-за перегородки раздался голос Алексея Ивановича:
— Надя, с кем это ты там шепчешься?
Надежда Григорьевна сказала.
— Так веди же его скорей! Чего ты ему там нотации читаешь?!
Я прошел в «чистую» половину. Алексей Иванович — давно не бритый, с провалившимися глазами — лежал на большой деревянной кровати. Увидев меня, он попытался улыбнуться, но, видимо, заметив на моем лице обеспокоенность, сказал строго:
— Э, Васильич! Вот уж не ожидал! Неужели ты думаешь, что меня может свалить какая-нибудь хвороба? Ничего, брат! Мы еще годков с десяток потопчем эту землю… Принеси-ка нам, Надя, чаю.
Надежда Григорьевна вышла. Я спросил Алексея Ивановича о его самочувствии, о том, что сказал врач.
— Сейчас ничего, лучше стало. Тут немного побаливает. — Он указал на сердце. — Тс-с… ей — ни слова! А врач: что тебе сказать? Прописал самые банальные средства: пиявки, покой, отказ от курения. Нужна кардиограмма. Нужны анализы. Все знакомо, брат! Ничего нового.
Вошла Надежда Григорьевна с чаем. Она убрала со столика газеты, отставила лекарства и, разостлав чистый ручник, принялась разливать чай в разлатые, наподобие пиалы, чашечки.
Алексей Иванович замолк и не проронил ни слова, пока жена накрывала на стол. Но как только она вышла, старик взял чашку, приподнялся.
— Теперь все кинулись искать виновных, — заговорил он, не прикасаясь к чаю, а лишь сжимая чашку в ладонях, будто стремясь согреть их. — Агрономы — травопольщики, такие да сякие… Конечно, мы виноваты. Не одно поколение агрономов воспитано на любви к травополью. Но, чтобы впредь спрашивать с нас, нам надо дать права. А их-то как раз у нас не было!
Я перебил Алексея Ивановича, сказав, что ему нельзя волноваться.
— Если вы будете разговаривать, я уйду.
— Нет-нет! — Алексей Иванович коснулся меня рукой, как бы опасаясь, что я действительно могу уйти. — Нет, ты не уйдешь! Неужели ты думаешь, что наедине мне лучше? Я не могу молчать! Мне требуется кому-то все это высказать… Лежал я эти дни и думал. Думал: почему наш липяговский колхоз топчется на месте? Кто здесь повинен? Мы ли, специалисты, колхозники ли или еще кто? И вот что на ум пришло. Вот явился ко мне врач. Осмотрел, ослушал и установил, что перед ним серьезно больной. В его руках судьба человека! Он сознает всю свою ответственность и принимает решение. Он может госпитализировать, может прописать любой рецепт, и никто не считает себя вправе лезть к нему со своими советами: делай, мол, так, а не этак. Никто — за исключением специалистов. Заметь: специалистов! Консилиум, знатный профессор и так далее. А что происходит у нас с землей? Ведь нами, агрономами, специалистами, всякий командует, как хочет. И председатель, и инструктор райкома. Хорошо еще, когда председатель хоть немного знаком с землей. А то ведь другой проса от пшена отличить не может, а распоряжается специалистом как хочет… Так вот: если разобраться толком, все мы повинны в том состоянии, в котором находятся теперь Липяги. Все — даже и ты, учитель, во многом виноват. Нет, ты меня не перебивай! Ты лучше подумай: чему ты учишь в школе ребят? Чему угодно, только не любви к земле! А в ребятах надо с детства воспитывать эту любовь. Чтобы труд на земле, в поле приносил им радость…
Я не мог не согласиться с ним. Обрадованный моей поддержкой, он тут же принялся излагать мне свою идею. Алексей Иванович считал, что упадок Липягов во многом связан с неправильным преподаванием в школе. Именно она, школа, должна воспитывать будущего землепашца. Если бы молодежь любила землю так же, как любили ее наши деды, то не убегала бы из села на шахты и в города.
Алексей Иванович сожалел, что раньше не пришел к этой мысли. А то давно бы Липяги процветали. Но ничего: теперь он понял все и возьмется за дело. Это «дело» в мечтах его рисовалось таким образом: как только поднимется с постели, он сразу же уйдет на пенсию. Уйдя на пенсию, отхлопочет у правления колхоза участок земли и создаст из учащихся старших классов производственную бригаду. Станет у них бригадиром, научит ребят водить трактор, управлять комбайном и другими машинами. Будет с ними от зари до зари. Он раскроет ребятам тайны роста растений, заставит понять, что такое труд. Он добьется, что эта бригада будет получать со своего участка больше, чем все другие колхозные бригады. Он раскроет ребятам поэзию крестьянского труда.
— Ведь ты пойми! — продолжал Алексей Иванович, все более горячась. — Это стало трагедией сегодняшнего землепашца. Его лишили поэзии! Раньше как было? Раньше крестьянский мальчик чуть ли не с пеленок впитывал любовь к земле. Дед брал его с собой в поле. Он ездил в ночное. Рассвет. Ложатся росы на луг. Глядишь — в двенадцать лет он пашет!.. А сейчас? Парню пятнадцать лет, а он трактор видел только из окна избы! А в шестнадцать он уже поступил в техникум… Теперь я возьмусь за дело!