Худенькая девушка в стареньком, латаном-перелатоном пальтишке, словно на живую нитку собранном, быстро подбежала к проходной. Сегодня на улице было особенно холодно, а одежка, считай и не грела, совсем. Ботиночки на нога еще матушки-покойницы, дырявые, худые, холодные. Поэтому и бегала от дома до завода, и от завода до дома.
— Баб Паш, доброе утро! — поздоровалась она с пожилой вахтершей со строгим взглядом. — Не опоздала, вроде.
— Успела, егоза. Иди скорее, а то точно опоздаешь, — проворчала она, внимательно разглядывая пропуск. Каждый день это повторялось с завидной регулярностью. Но как говорится, порядок есть порядок. — Иди, Фроська, иди уже.
Фрося Кашкина, работница третьего генераторного цеха, благодарно кивнула и побежала по коридору. Опаздывать ей сейчас никак нельзя. Время военное, за опоздание по головке не погладят. А ей за это место держаться нужно обеими руками. Не дай Бог оштрафуют или уволят, тогда совсем край. Как мать померла, она одна кормилицей для малых сестер осталась. Никак ей опаздывать нельзя.
— Ой, мамочки, а что это так?
У толстой железной двери в цех она замерла, испуганно дернув головой. Она ведь сразу и не поняла, что ее так напугало. Постояла секунду, и тут ее осенило. Ведь, тихо было, как в морге.
— Божечки, а что так тихо? Что-то случилось…
Никогда еще на ее памяти в цеху так тихо не было. Всегда после заводского гудка здесь такой шум стоял, что оглохнуть можно было. Все гремело, стучало, а тут стоит такая тишина.
Кашкина осторожно схватилась за ручку двери и, затаив дыхание, потянула на себя. Потом протиснулась в образовавшуюся щель, чтобы хоть одним глазом посмотреть на цех. А вдруг там что-то страшное? Может пожар.
К счастью, все было хорошо. Ни пожара, ни аварии, ни еще чего-то плохого.
— Фроська! Фроська Кашкина! Давай сюда! Быстро! — закричали ее товарки с цеха. — Ты где там носишься? Смотри, что сделали! Давай, быстрее!
Фрося подбежала к стайке девушек-работниц, кучковавшихся в дальней части цеха у застывших станков. Все возбужденные: лица красные, глаза блестят. Окружили ее, и тараторят, не переставая.
— Фроська, где тебя носит? Тут такое, такое…
— Представляешь, туалет такой отстроили, что…
— А комната отдыха? Слышала про комнату отдыха? Стены белые, чугунная печка жаром пышет, тепло, как в июне…
— Про самовар, про самовар чего не говоришь?
— Девки, что вы про самовар-то! Тьфу! Про вторую пайку скажите! Фроська, теперь за перевыполнение плана, да еще без брака, вторую продуктовую пайку давать будут…
Кашина ничего не понимала. Вокруг нее все кричали, толкались, смеялись. Все норовили ее куда-то отвести, что-то показать.
— Какой еще туалет, девчонки? Да, иду, иду…
Фрося пошла за подругами, которые никак не отходили от нее.
— Смотри, смотри, что сделали! И дверь поставили! А внутри чистота и порядок!
Она подошла ближе, и открыв рот, уставилась на барак.
— Что встала? Ты внутрь зайди! — подруги толкали ее в спину. — Фроська!
Добротная деревянная дверь туалета открылась. Фрося уже приготовилась, что сейчас на нее дохнет жуткой вонью. Только не было ничего такого. Пахло лишь свежей сосновой доской. Приятно, словно в лесу стоишь.
— Ой, девочки, — тихо ойкнула Кашина, оказавшись внутри. — Чисто-то как…
Чисто, свежо. Стены аккуратно отделаны сосновой доской, плотно пригнанной друг к другу. Ни щелей, ни дыр не было. Ни дуло нигде.
— И не холодно ведь, и свет есть. Кому же это спасибо сказать за такое? Хорошо… А что за комната отдыха такая? Для чего?
Девичья стайка снова защебетала, и рванула в другую сторону.
На второй день Кашину в цеху снова встретила мертвая тишина. Только на этот раз подруги, сгрудившиеся у станков, встретили ее без улыбок. Ничего не понимая, Фрося подошла к ним.
— Фрося… такое случилось, — зашептала одна из товарок, наклонившись к ней. — В комнате отдыха все изуродовали… Места живого не осталось.
КСТАТИ, МОЖНО ПОЧИТАТЬ про б ывшего советского физика из 2000-х, попавшего в личину великого ученого Николу Тесла в 1941-ый год. Здесь он не стал разводить нюни, а собрал на коленке ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ ПЛАЗМЫ и «дал жару»…
https://author.today/reader/314768/2871650
Глава 28
А не замахнуться ли нам на нашего Ульяма Викторовича Шекспира?
Директор завода весь побагровел от возмущения. Рот искривился, того и гляди по матери обложит. Головой дёргал из стороны в стороны, разглядывая разгромленную комнату отдыха.
— Вот, вот… — задыхаясь от возмущения, бормотал он. При этом тыкал пальцем то в одно, то в другое. — Я же говорил, что они всё изуродуют! Видите, видите? Это же через одного хулиганье! Смотрите, всё стены сажей извазякали, места живого нет! А стол, стулья? Чем помешали? Видите, товарищ Старинов? Я ведь вас предупреждал, а вы меня не слушали…
Мишка в ответ виновато развёл руками. Мол, и правда, был не прав. Комната отдыха, действительно, напоминала натуральный хлев в самом худшем смысле этого слова. Белоснежные побеленные стены были в чёрных разводах от сажи. В углу кто-то разлил мазут, отчего в комнате стоял тяжёлый запах. У мебели отломаны ножки. Не починить, теперь только на дрова.
… Хорошо, самовар после смены унёс в свой кабинет, а то его бы в добавок сперли, — вздыхал директор. — Сукины дети… И как, товарищ Старинов, с ними план выполнять, да ещё без брака? Как, скажите на милость?
На Веретенникова смотреть было страшно. Он чуть не плакал, тяжело вздыхая и хватаясь за сердце.
— Совсем по-хорошему не понимают. Вы к ним со всей душой. Сортир тёплый — нате, прибавку за выработку — берите, тёплую комнату для перерыва — пожалуйста. Графья настоящие! А они, что? Вон что наделали! Что вы молчите?
Мишка в задумчивости прохаживался. От одной стены к другой, и обратно. Честно говоря, случившееся его не сильно удивило. Чего-то такого он и ждал.
— Я не молчу, товарищ Веретенников, а думаю, — неторопливо проговорил парень. — Все нормально. Все идет по плану.
У директора аж лицо от такого вытянулось. Глаза выпучил, губы затряслись. Мол, как нормально? Как по плану? Это же вопиющее происшествие! Потрачены государственные средства, проведены работы, и, получается, все попусту?
Мишка вскинул руки в успокаивающем жесте.
— Я еще раз повторяю, товарищ Веретенников, не волнуйтесь, — с нажимом повторил Старинов, давая понять, что происходящее находится под его полным контролем. — Теперь этим займутся компетентные органы. Так ведь, товарищ капитан?
Угрюмый мужчина с лычками наркомата государственной безопасности, повсюду сопровождавший Старинова, молча кивнул. Ведерников тут же посерел.
— Все понятно, товарищ Старинов. Я тогда пошел… Много работы, очень много… — директор дернулся к двери. — Во втором цехе как раз должны электролит заливать… Я пошел?
Дернул за ручку и быстро скрылся за дверью. Понял, похоже, что здесь идет какая-то странная игра, в которой он совсем лишний. Сообразительный, осторожный.
Проводив директора глазами, Мишка развернулся к своему куратору от наркомата госбезопасности. Пришло время перейти от пряников к кнуту, в чем и должен был помочь капитан. Ведь, план в этом и состоял: начать с «мягкого», «хорошего», а закончить «жестким» и «неприятным».
— А как вы, товарищ капитан, относитесь к театру? — хитро улыбнувшись, подмигнул Старинов. — Мне нужна будет ваша помощь в одной театрализованной постановке. Да, да, не удивляйтесь, именно в постановке. Готовы? — ничего не понимающий мужчина качнул головой. — Хорошо, что готовы… Знаете, а не замахнуться ли нам на Шекспира? Чтобы остро, актуально, и, главное, душевно!