Едва Мишка прошел через низкую арку и скрылся с широкого проспекта, как на его пути возникли две темные фигуры.
— Притормози, фраерок, — прохрипел коренастый мужичок, кутавшийся в потрепанное пальто с поднятым воротником. Металлическая фикса сверкнула во рту, когда он угрожающе щерился. — Выворачивая карманы, доставай лопатник. С таким прикидом точно что-нибудь найдется нам на бедность.
У второго в руке сверкнуло лезвие ножа. Молчун, даже не думал раскрывать рот, сразу начал действовать. Начал шажками смещаться в сторону.
Насмешливо фыркнув на бандитов (никем другим они и не могли быть), Мишка одним движением выхватил из кармана крошечный пистолет, подарок генерала Конева. Думал, не пригодится, а вышло совсем, наоборот.
— Свалили с моих глаз, обсосы! — направил в сторону бандитов пистолет и взвел курок. — Из обоих решето сде…
Но больше ничего сказать не успел. За спиной вдруг громко хрустнул снег и Мишка почувствовал резкий укол в спину. Боль была такой сильной, что он, застонав, свалился в ног. Пистолет выпал и его тут же подобрали.
— Вот мы снова и встретились, сука, — прямо в ухо ему кто-то прошипел с такой ненавистью, что аж оторопь брала. Причем голос показался очень и очень знакомым. Где-то Старинов его точно слышал. Такой гнусавый, с наглыми нотками, голос сложно не узнать. — А хорошо ты поржал над нами. Живот, наверное, надорвал. Такой знатный концерт устроил… Лягавых, позвал, прокурорских…
Мишка корчился, чувствуя, как бок горит огнем. Похоже, финкой его пырнули. Развели, как сопливого пацана. Пока двое отвлекли внимание, третий просто сзади подошел.
— Что, теперь не смешно, сучонок?
Хрипевший пнул Мишку ногой, переворачивая к себе лицом.
— А я ведь предупреждал, что мы встретимся. Забыл уже? Я вот не забыл…
Зажимая окровавленный бок, Старинов поднял взгляд и оторопел. В шаге от него стоял и злорадно ухмылялся не кто и ной, как Сажин-старший, бывший работник с производства, с которым не так давно разыграли то шуточное судебное заседание. Но как? В Кремле же обещали, что они с братом поедут в лагеря лес валить лет на десять — пятнадцать.
— Вижу, что узнал. Очко-то жим-жим? Думал, уже не увидишь? А мы вот с братишкой сдернули с арестантского поезда. Решили, что успеем еще поесть у хозяина харчей. Только вот Семка… — голос у Сажина надломился, но почти сразу же стал прежним. — Семку конвойный подстрелил, падла. И это ведь ты, красноперый, во всем виноват.
В руках у бандита, словно откуда ни возьмись, появилась финка с тонким лезвием. Полоска стали с наборной рукоятью завертелась между пальцами, едва не превращаясь в сверкающий круг. Умело.
— Ты у меня долго, очень долго, будешь подыхать. Чувствуешь, как хреново? — скалился Сажин, присев рядом с Мишкой и заглядывая ему в глаза. — Это я ливер тебе подрезал. Сейчас еще добавим…
Бандит подался вперед и еще раз ударил ножом.
— Для гарантии. Ну, а теперь тебе смешно, сучонок? Чего говоришь?
Мишка открывал рот, но не мог издать ни звука. Во рту все пересохло. Язык едва ворочался.
— Громче говори! Чего? Что? Кто дурак? Я?
Собравшись с силами Мишка, наконец, выдавил из себя то, что хотел сказать:
— Дурак… Ты же все сам испортил… Себе жизнь поломал, а заодно и своему брату… Тебя теперь будут искать… Найдут, и все… Вышка, с гарантией. Слышишь?
Вдали, и правда, раздался резкий звук милицейского свистка. Слышался нарастающий топот бегущих людей, громкие крики. Похоже, сюда несся то ли наряд, то ли патруль. Но Старинов уже ничего этого не слышал. Голова качнулась из стороны в сторону, и упала на грудь. От потери крови он окончательно потерял сознание.
Москва, здание Московского городского ордена Трудового Красного знамени НИИ скорой помощи имени Н. В. Склифосовского
Пробуждение Мишки было тяжелым, мутным. Глаза открывались с трудом, словно на веках лежал свинцовый груз. Все вокруг плавало в сероватой дымке, в которой терялись границы окружающих предметов. Слабость была такая, что ни ногой ни рукой не двинуть.
Судя по белым стенам, утке на стуле рядом и пачке с большими ампулами на столе, это была больничная палата. Вдобавок, в воздухе витал характерный больничный запах, который сложно с чем-то спутать.
Парень попробовал приподняться, но сразу же скривился от сильной боли в боку. Так скрутило, что на глазах даже слезы выступили.
— Печень, похоже, задел… Крови много потерял, оттого и слабость…
По всем признакам, ему было не выкарабкаться. Тут и без медицинского диплома за пазухой все было ясно. С таким ранением нужно сразу на операционный стол к первоклассному хирургу и кучу десяток специализированных медицинских агрегатов в придачу. Откуда все это сейчас?
— Правду, значит, говорят… Судьбу не изменить, — Мишка не говорил, а еле слышно хрипел. Сил совсем не осталось. — Пыркался, пыркался, бестолку… Жаль… Только, только все закрутилось…
Сожаление так и сквозило в его голосе. Ведь, он мог многое поменять в истории. Он уже начал это делать, а мог бы сделать еще больше.
— Жаль…
Это проклятое нападение перечеркнуло все его усилия по изменению истории. Судьба в очередной раз щелкнула по носу его, самоуверенного человечка, возомнившего себя вершителем человеческой истории. Паршиво.
Криво усмехнувшись, парень тяжело вздохнул. Каюк, самый натуральный каюк, и это было уже не изменить. Похоже, все вернется на круги своя.
— Черт, как же хреново… Укольчик бы сейчас какой-нибудь… Сдохну сейчас…
В боку так кололо, что терпеть никаких сил не было. Мишка крепился сколько мог, но, в конце концов, не выдержал. Издал протяжный скрипучий стон.
— Сдохну сейчас, б…ь…
Вдруг громко хлопнула дверь и внутрь ворвалась растрепанная рыжая сестричка. Наткнувшись на измученный взгляд Старинова, она ойкнула и тут же выскочила из палаты. А через несколько минут дверь отворилась вновь, но на этот раз пропустила уже совсем внушительную делегацию.
— Что же вы, товарищ Старинов, наделали? — раздался знакомый хриплый голос с грузинским акцентом. Первым вошел сам товарищ Сталин, за плечами которого маячила еще пара фигур. — Совсем подвели нас. У вас же сегодня вылет. Нельзя так делать, товарищ Старинов. Поэтому слушайте боевой приказ: срочно набираться сил, лечиться, усиленно питаться и готовиться к вылету. Делегация вас обязательно дождется.
Верховный держался уверенно, излучал спокойствие. Мишка, печально улыбаясь, тоже кивал в ответ. Он понимал, что его успокаивают.
— Бросьте, товарищ Сталин, бросьте все это. Я уже давно не маленький, — Мишка уже сипел. Голос пропал, его было едва слышно. — Мне же печенку продырявили, крови натекло с полведра… Тут никакой хирург не склеит. Короче, абзатц, товарищ Сталин.
У Сталина дернулась щека, что окончательно убедило Мишку в его правоте.
— Лучше бы о другом подумали… — Старинов держался из последних сил. Чувствовал, что его надолго не хватит.
Замолчав, Мишка переводил дух. Он должен был успеть еще кое-что сказать. Очень и очень важное.
— Война пройдет… Мы победим, обязательно победим… Потом придется строить все заново, напрягая жилы из последних сил… А в конце концов, товарищ Сталин, встанет вопрос: что дальше, куда идти, с кем идти?
Из палаты уже давно исчезли лишние. Остались лишь двое — он и Сталин.
— Никто не вечный… И вы тоже… Знаете, что начнется после вас… Гражданская детской драчкой покажется…
Сталин, казалось, даже дышать перестал. Наклонился вперед. Смотрел так, что кнутом бил.
— Преемника нужно готовить… И уже сейчас…
Мишка устало выдохнул. Все, пожалуй. Окончательно выдохнулся.
— Преемник, говоришь? — прогудел в усы Сталин. — Не по-большевистски как-то. Хотя… А ты бы согласился, Михаил?
Эпилог
Конечно, же Михаил Старинов не умер. Его успели спасти: нашелся умелый хирург, удачно прошла операция. И Мишке пришлось отвечать на вопрос…