Лирика 30-х годов

(«Стихи в честь Натальи»).

В этой увлеченности П. Васильева «натурой» в умении передать ее почти зримо и осязаемо — одно из характернейших и сильнейших свойств его поэзии. Однако было бы совершенно несправедливым, как делала вульгарно-социологическая, ханжеская критика, видеть в этой физиологической полнокровности образов, картин и портретов Павла Васильева признаки грубого натурализма, лишенного духовного начала, нравственно возвышенного содержания. Так, в стихотворении, только что процитированном, поэт не только лепит реалистически сочно очерченный образ любимой женщины, не только передает чувственность натуры, но и создает обобщенный образ русской красавицы, в известной мере идеал женщины, каким он предстаёт, например, в многочисленных народных песнях:

Прогуляться ль выйдешь, дорогая,
Все в тебе ценя и прославляя,
Смотрит долго умный наш народ.
Называет «прелестью» и «павой»
И шумит вослед за величавой:
«По стране красавица идет».

Так идет, что ветви зеленеют,
Так идет, что соловьи чумеют,
Так идет, что облака стоят.
Так идет, пшеничная от света,
Больше всех любовью разогрета,
В солнце вся от макушки до пят.

Этот типично Васильевский образ многими своими чертами близок народно-поэтическому. У васильевской, героини и «взор и рассудительные речи», и «величавость», и «походка важная» и другие черты — не внешние, они передают идеал зрелой земной красоты, женщины, способной и в любви, и в труде быть сильной и красивой, — той, которую воспел еще Некрасов: «Пройдет — словно солнце осветит; Посмотрит — рублем подарит!». Именно такой идеал женщины «с красивою силой в движениях» и «спокойною важностью» во взгляде, походке и вместе с тем с решительностью («Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!») воспевает Васильев. И совершенно не случайно он далее, вспомнив Некрасова и «Калинушку», противопоставляет этот идеал «шлюхам из фокстротных табунов».

Так почти везде у Павла Васильева. «Натура», плотность и весомость поэтического образа не заслоняют нравственный идеал, нравственную оценку, но с огромной силой подчеркивают авторскую позицию, пишет ли он о степных просторах, о любимой или о схватке социальных сил. Васильев не любит расплывчатые, неуловимые поэтические образы, отвлеченные пейзажи, обтекаемых героев. «Люди у Васильева всякие, — справедливо замечает Сергей Залыгин, — диковатые, жадные и алчные, жестокие и свирепые, благородные и увлеченные, нет только среди них людей пустячных, безликих, двойных и тройных. Люди, у которых даже внешность полностью соответствует их внутреннему складу»[8]. Это относится и к эпосу, и к лирике поэта.

Лирический пафос стихов П. Васильева определяется не только повышенной, часто обнаженной предметностью образов, но и не менее обостренной социальностью. Мироощущение и миропонимание поэта, при всей их порой противоречивости, неотделимы и обнаруживаются в его произведениях всегда определенно, резко, энергично.

П. Васильев был буквально полонен грандиозностью масштабов и интенсивностью энергии, с какими страна переделывала свой облик. Ему по душе была наступательная сила нови. Особенно увлеченно писал Васильев о преобразовании природы, строительстве городов, о мужественных и сильных людях («Турксиб», «Путь в страну», «Павлодар», «Повествование о реке Кульдже», «К портрету Р.» и др.). Прошлое и настоящее в лирике П. Васильева всегда в борении — пишет ли он об открытых схватках социальных сил или о внутренних переживаниях героя. Это придает особую напряженность его пейзажной и любовной лирике («Анастасия», «Сердце», «Расставанье» и др.).

Рядом с П. Васильевым лирический голос Н. Рыленкова или Д. Кедрина кажется слишком тихим и скромным. Их пейзажная и бытовая лирика чаще всего лишена резких социальных примет. Однако характер раздумий над обновляющейся жизнью, исторических аналогий, устремленность в будущее делает их поэзию очень современной и актуальной. Великолепен графический рисунок их стиха.

Большое место в лирике 30-х годов заняла тема революционного прошлого. Она была естественной не только потому, что многие поэты были участниками революции и гражданской войны, но и потому, что для людей 30-х годов она остро осознавалась как тема, соединяющая вчерашний день с современностью и будущим страны. Пожалуй, наиболее последовательно и успешно решал эту проблему А. Сурков. Через все стихотворения и песни поэта этих лет проходит образ его современника — героя Октября и гражданской войны. Поэт стремится прежде всего осмыслить исторический путь поколения, к которому принадлежал он сам, т. е. того поколения, которое в боях отстаивало завоевания Октября. Поэтому даже тогда, когда в его поэзию начинает все настойчивее входить новая, современная тематика (сб. «Родина мужественных»), Сурков остается верен главному своему герою, который продолжает хранить в сердце «отзвуки бури». Многие стихотворения связаны с воспоминаниями о гражданской войне, а многие герои оказываются вчерашними участниками революционных боев («Над картой родины», «Утро на заставе» и др.). Образ современника-патриота, труженика как бы сливается с образом солдата «при большой революции». Своеобразие своего главного героя тех лет хорошо передал поэт в стихах:

8

С. Залыгин. Просторы и границы (Заметки о творчестве Петра Васильева). «Сибирские огни», 1966, № 6, стр. 173