Чей голос — чу! — звучит, слиян с листвой
Лепечущей, сквозь шум вершин зыбучий,
И птичий хор, и говор ключевой?..
Милей дотоль мне не был лес дремучий, —
Когда б лишь солнц моих игры живой
Не застилал от глаз зеленой тучей!
CLXXVII
Являл за переправой переправу
Мне в этот долгий день среди Арденн
Амур, что, окрыляя взятых в плен,
Влечет сердца в небесную державу.
Где Марс готовит путнику расправу,
Я без оружья ехал, дерзновен,
И помыслы не знали перемен,
Одной на свете отданы по праву.
И памятью об уходящем дне
В груди тревога поздняя родится,
Однако риск оправдан был вполне:
Места, где милая река струится,
Покоем сердце наполняют мне,
Зовущее меня поторопиться.
CLXXVIII
Мне шпоры даст — и тут же повод тянет
Любовь, неся и отнимая свет,
Зовет и, прочь гоня, смеется вслед,
То обнадежит, то опять обманет;
То сердце вознесет, то в бездну грянет, —
И страсть в отчаянье теряет след:
Что радовало, в том отрады нет,
И разум дума странная туманит.
Благая мысль ему открыла путь
Не по волнам, бегущим из очей, —
Путь к счастью, но другая прекословит,
И разум, принужденный повернуть
Навстречу смерти медленной своей,
Один удел себе и мне готовит.
CLXXIX
Да, Джери, и ко мне жесток подчас[87]
Мой милый враг — и для меня бесспорна
Смертельная угроза, и упорно
В одном ищу спасенье каждый раз:
Она ко мне не обращает глаз,
А выражение моих — покорно,
И действует смиренье благотворно —
И нет стены, что разделяла нас.
Иначе бы она в моем уделе
Медузою безжалостной была,
Перед которой люди каменели.
Один лишь выход нам судьба дала,
Поверь, бежать бессмысленно: тебе ли
Не знать, что у Амура есть крыла!
CLXXX
Ты можешь, По, подняв на гребне вала,[88]
Швырнуть мою кору в водоворот,
Но душу, что незримо в ней живет,
И не такая сила не пугала.
Лавировать в полете не пристало:
Золотолистый лавр ее влечет —
И крылья быстры, и ее полет
Сильней руля и весел, волн и шквала.
Уносишь плоть, но ты же и внакладе:
Душа стремится, взмыв под облака,
Назад — в любимый край, к своей отраде.
CLXXXI
Амур меж трав тончайшие тенета[90]
Из злата с жемчугами сплел под кроной,
Боготворимой мною и зеленой,
Хоть сень ее — печальная щедрота.
Рассыпал зерен — хитрая забота! —
Страшусь и жажду я приманки оной;
С начал земли, Предвечным сотворенной,
Нежней манка не слышала охота.
А свет, с кем солнцу проигрышны встречи,
Слепил. Шнурок шел от сетей к запястью
Пречистому, как снежное сиянье.
Так завлекли меня заманной властью
И мановенья дивные, и речи,
И нежность, и надежда, и желанье.
CLXXXII
Сердца влюбленных с беспощадной силой
Тревога леденит, сжигает страсть,
Тут не поймешь, чья пагубнее власть:
Надежды, страха, стужи или пыла.
Иных бросает в жар под высью стылой,
Дрожь пробирает в зной, что за напасть!
Ведь жаждущему просто в ревность впасть
И дев считать вздыхателями милой.
Я ж обречен лишь от огня страдать
И лишь от жажды гибну ежечасно,
Слова бессильны муку передать.
О, что мне ревность! Пламя так прекрасно!
Пусть видят в нем другие благодать,
Им не взлететь к вершине — все напрасно.
CLXXXIII
Но если поражен я нежным оком,
Но если ранят сладкие слова,
Но если ей любовь дала права
Дарить мне свет улыбки ненароком,
Что ждет меня, когда, казнимый роком,
Лишусь я снисхожденья божества,
В чьем взоре милость теплится едва?
Неужто смерть приму в огне жестоком?
Чуть омрачен моей любимой лик,
Весь трепещу, и сердце холодеет,
Страшусь примеров давних каждый миг,
И этих страхов разум не развеет.
Я женскую изменчивость постиг:
Любовь недолго женщиной владеет.
вернуться
87
Да, Джери, и ко мне жесток подчас... — Это стихотворный ответ на сонет Джери деи Джанфильяцци («Мессер Франческо, кто сохнет от любви...»), в котором этот последний вопрошает: как победить враждебность своей возлюбленной?
вернуться
88
ты можешь, По, подняв на гребне вала... — Сонет написан под впечатлением плавания по реке По (из Пармы в Верону в 1345? г.).
вернуться
90
Амур меж трав... — Весь сонет — парафраза того, что Петрарка кратко выразил в своем прозаическом трактате «О презрении к миру»: «Я нечаянно попал в сети». В первом четверостишии Лаура уподобляется лавру, под которым раскинута сеть из жемчуга и золота, то есть из ожерелья и волос Лауры. Два следующих стиха: плод, свисавший рыболовным крючком ко рту поэта, — означает, по-видимому, надежду на конечный успех сердечного влечения.