CCXCVII
В ней добродетель слиться с красотою
Смогли в столь небывалом единенье,
Что в душу к ней не занесли смятенья,
Не мучили присущей им враждою.
Смерть разделила их своей косою:
Одна — навеки неба украшенье,
В земле — другая. Кротких глаз свеченье
Поглощено могилой роковою.
Коль вслед любви, почиющей во гробе,
Ее устам, речам, очам (фиалам
Небесным, что досель мой дух тревожат)
Отправиться — мой час пока не пробил,
То имени блаженному, быть может,
Я послужу еще пером усталым.
CCXCVIII
Оглядываюсь на года былого:
Их бег мои развеял помышленья,
Смел пламень леденящего горенья,
Смел след покоя, горького и злого.
Любовным снам я не поверю снова:
Разбиты оба жизни утоленья:
То — в небесах, а то — добыча тленья;
Приятью мук утрачена основа.
Я потрясен и зрю себя столь нищим,
Что в зависть мне нижайшая судьбина:
Сам пред собой я в жалости и страхе.
Звезда моя! Судьба моя! Кончина —
И белый день над жалким пепелищем![126]
Низринут вами, я лежу во прахе.
CCXCIX
Где ясное лицо, чей взгляд мне был приказом? —
Я следовал за ним всему наперекор.
Где озаряющий мою дорогу взор,
Две путевых звезды, подобные алмазам?
Где благочестие, где знание и разум,
Где сладостная речь и тихий разговор?
Где чудо красоты, чей образ с давних пор
Преследовал, и влек, и удалялся разом?
Где ласковая сень высокого чела,
Дарившая в жару дыхание прохлады,
И мысль высокую, и обаянье грез?
Где та, что за руку мою судьбу вела?
Мир обездоленный лишен своей услады
И взор мой горестный, почти слепой от слез.
ССС
Завидую тебе, могильный прах, —
Ты жадно прячешь ту, о ком тоскую, —
Ты отнял у меня мою благую,
Мою опору в жизненных боях.
Завидую вам, духи, в небесах,
Вы приняли подругу молодую
В свой светлый круг, которого взыскую,
И отказали мне в ее лучах.
Завидую, в блаженной их судьбе,
Тем избранным, что созерцают ныне
Святой и тихий блеск ее чела.
Завидую, Врагиня-Смерть, тебе, —
Ты жизнь ее в предел свой унесла,
Меня ж оставила в земной пустыне.
CCCI
Дол, полный звуков пеней повторенных,[127]
Река, где токи есть[128] моей слезницы;
Лесные звери, стаи вольной птицы
И рыбок, пленниц берегов зеленых;
Струи моих вздыханий воспаленных;
Мест, милых мне, обидные границы;
Холмов, теперь досадных, вереницы,
Где ждет Амур, как прежде, дум влюбленных,
Ваш вид все тот же, что давно мне ведом,
Но я не тот: где радостью все было,
Живут во мне безмерные страданья.
Тут счастье зрел воочью. Прежним следом —
Туда, где бестелесной воспарила,
Отдав земле всю роскошь одеянья.
CCCII
Восхитила мой дух за грань вселенной
Тоска по той, что от земли взята;
И я вступил чрез райские врата
В круг третий душ. Сколь менее надменной
Она предстала в красоте нетленной!
Мне руку дав, промолвила: «Я та,
Что страсть твою гнала. Но маета
Недолго длилась, и неизреченный
Мне дан покой. Тебя лишь возле нет, —
Но ты придешь, — и дольнего покрова,
Что ты любил. Будь верен; я — твой свет».
Что ж руку отняла и смолкло слово?
Ах, если б сладкий все звучал привет,
Земного дня я б не увидел снова!
CCCIII
Амур, что был со мною неразлучен
На этих берегах[129] до неких пор
И продолжал со мной, с волнами спор,
Который не был никому докучен;
Зефир, цветы, трава, узор излучин,
Холмами ограниченный простор,
Невзгод любовных порт под сенью гор,
Где я спасался, бурями измучен;
О в зарослях лесных певцы весны,
О нимфы, о жильцы кристальных недр,
Где в водорослях можно заблудиться, —
Услышьте: дни мои омрачены
Печатью смерти. Мир настолько щедр,
Что каждый под своей звездой родится!
CCCIV
Когда любовь, как червь, точила ум
И дух мой жил надеждою подспудной,
Петлистый след искал я, безрассудный,
На гребнях гор, покинув жизни шум.
вернуться
126
...И белый день над жалким пепелищем... — день 6 апреля — день первой встречи Петрарки с Лаурой и день ее смерти.