Трижды по жребиям он добрые знаки давал:
Рок возвращенье сулил; но не мог он тебя успокоить:
Слезы на грудь ты лила, наш ненавидела путь.
15 Я же, отдав прощальный приказ, плохой утешитель,
Тайной тревогой томим, новых задержек искал,
Робко на птичий полет,[157] на дурные предвестья ссылался
Или на то, что настал праздник Сатурна святой.[158]
Ах сколько раз, отправившись в путь, начинал вспоминать я,
20 Как оступился в дверях — знак неминуемых бед!
Пусть не дерзает никто уезжать против воли Амура
Иль пусть припомнит, дерзнув, как воспротивился бог.
Что мне Изида твоя, о Делия?[159] Разве поможет
Систра гулкая медь[160] в трепетных пальцах теперь?
25 Что мне в том, как, святыню почтив, ты чисто умылась
И одиноко легла в чистую (помню!) кровать?
Ныне меня поддержи, о богиня. (Ведь можешь лечить ты, —
В храмах о том говорит множество ярких картин.)[161]
Пусть, выполняя обет, сидит моя Делия ночью[162]
30 В белой одежде льняной возле священных ворот
И, волоса распустив, тебе дважды в день воспевает
Славу, сияя красой перед фарийской толпой;[163]
Мне же да будет дано поклоняться родимым пенатам,
С каждой луной фимиам древнему лару курить…
35 Как беспечально жилось под властью Сатурна,[164] покамест
Не проложили еще в мире повсюду дорог!
Гордый сосновый корабль не резал лазурные волны,
В бурю еще не кидал крылья своих парусов,
И барышей не искал мореход в неизведанных странах,
40 На корабли не грузил ценный заморский товар.
В те времена под ярмо не склонял своей шеи могучей
Бык и удил не кусал зуб укрощенных коней;
Не было в доме дверей, а в поле врытого камня,
Чтобы межой отделить пашню от пашни чужой.
45 Мед источали дубы, и людям беспечным навстречу
Овцы охотно несли вымя свое с молоком.
Не было войск, ни битвы в полях, ни гнева, и копий
Грубый кузнец не ковал, грозный своим мастерством.
Ныне Юпитер царит — и повсюду убийства да раны,
50 Ныне открыты моря, множество к смерти дорог.
Сжалься, отец! Пред чем мне робеть? Я клятв не нарушил,
Дерзких не молвил я слов против священных богов…
Если изжиты уже судьбою данные годы,
Камень поставь надо мной с надписью краткой такой:
55 «Здесь почиет Тибулл, сраженный безжалостной смертью
В дни, как Мессале вослед шел по полям и морям».
Но за покорность мою велениям нежным Амура
Ты мне, Венера, пролей свет Елисейских полей,
Где без конца хороводы звенят и в порхании резвом
60 Сладостно песни поют горлышки тонкие птиц;
Дикая новь корицу родит, и широко по нивам
Щедрый кустарник возрос благоухающих роз;
Юноши тешатся там, играя средь девушек нежных,
И поединки меж них вечно заводит Амур.
65 Тот, кто любил и был унесен прожорливой смертью,
Там на венчанных кудрях миртовый носит убор…
Грешных же сумрачный кров сокрыт во мраке глубоком,
Глухо и грозно вокруг черные реки шумят.
Там, над челом взъерошив гадюк, Тисифона[165] бушует,
70 Мечутся взад и вперед толпы безбожных теней;
Дальше хрипит у ворот змеиными пастями Цербер,
Черный на страже стоит кованных медью дверей;
Кружит вихрь колеса преступную плоть Иксиона,
Кто на Юнону посмел дерзкой мечтой посягнуть;
75 Там же лежит, распростерт на девять югеров, Титий,
Печенью черной кормя стаю назойливых птиц;
Тантал в стоячей воде томится, но только захочет
Жажду свою утолить, воды бегут от него;
Здесь семья Данаид, оскорбившая волю Венеры,
80 Воду из Леты несут вечно в бездонный сосуд.
Там да сгинет и тот, кто над страстью моей надругался,
Кто мне со зла пожелал долгих военных трудов!
Ты ж целомудренна будь, молю; и ревниво старушка
Пусть над тобою сидит стражем святой чистоты;
85 Сказывать сказки начнет и, рядом светильник поставив,
Пряжи долгую нить на веретенах сучить;
Девушка подле тебя, утомленная тяжким уроком,
Будет тихонько дремать, пряжу роняя из рук.
Тут бы внезапно войти, без всяких предупреждений,
90 Чтобы явиться к тебе гостем, упавшим с небес!
Ты мне тогда, как была, навстречу, Делия, кинься,
156
157
158
159
160
161
163