Кто я, откуда мой род, и где наш дом находился,
Просишь ты, Тулл, рассказать, помня о дружбе с тобой.
Верно, знакомы тебе в земле Перузинской могилы[349] —
Родины кладбище то в черный Италии день,
5 В день, когда Рим поднимал на усобицу злую сограждан.
(Ты, о Этрурии пыль, — главное горе мое,
Ты потерпела тогда, чтоб валялись родные останки,
Тело несчастного ты горстью не скрыла земли.)
Знай же, меня породил граничащий с областью этой
10 Край плодородных полей, Умбрии благостный край.
КНИГА ВТОРАЯ
Знать вы хотите, зачем про любовь пишу я так много
И почему так легко вслух мою книгу читать.
Ни Каллиопа, ни бог Аполлон мне стихов не внушают,
Нет, вдохновляет меня милая только моя.
5 Если увижу ее в блистательной косской одежде, —
Косскою тканью одной свиток заполнится мой;
Если у ней на челе я замечу волос беспорядок, —
Радуясь, будет ходить гордо в воспетых кудрях;
Если коснется до струн перстами кости слоновой, —
10 Я изумляюсь ее ловким, искусным рукам;
Если же дрема смежит ее усталые глазки, —
Сыщет поэт для стихов тысячу новых причин;
Если нагая со мной затеет борьбу за одежду, —
Буду я рад сочинять целые тьмы «Илиад»;
15 Что б ни сказала она и что бы ни сделала, тотчас
Из пустяка у меня длинный выходит рассказ.
Будь мне дано, Меценат,[350] судьбою столько таланта,
Чтобы героев толпу мог я на брани вести,
Я не Титанов бы пел, не Оссу над вышним Олимпом,
20 Не взгроможденный над ней путь к небесам — Пелион,
Древних не пел бы я Фив, ни Трои, Гомеровой славы,
Не вспоминал бы, как Ксеркс слиться двум водам велел
Или как царствовал Рем, не пел бы высот Карфагена,
Мария доблестных дел,[351] кимвров свирепых угроз:
25 Цезаря я твоего[352] труды восхвалял бы и войны,
Ну, а за Цезарем вслед ты был бы мною воспет.
Мутину[353] вспомнив не раз и сограждан могилу — Филиппы,[354]
Петь сицилийских судов бегство[355] я был бы готов,
Или разгром очагов старинного рода этрусков,
30 Или фаросского пел берега смелый захват,
Пел бы Египет и Нил, который, во град приведенный,
В изнеможении нес семь своих скованных вод,
Или актийских носы кораблей на Священной дороге,
Или же выи царей пел в золоченых цепях:
35 Муза б моя и тебя в этих подвигах бранных воспела,[356]
В мирные дни и в бою Августу преданный друг,
В царстве подземном Тезей, Ахиллес превозносит в небесном —
Иксионида один, Менетиада другой.[357]
Но ни Юпитеров бой на Флегрейских полях с Энкеладом[358]
40 Голосом громким воспеть и Каллимаху невмочь;
Ни у меня нету сил в груди, чтоб стихом величавым
Цезаря славить в ряду предков фригийских его![359]
Пахари всё о волах, мореход толкует о ветрах,
Перечисляет солдат раны, пастух же — овец;
45 Я же всегда говорю о битвах на узкой постели:
Кто в чем искусен, пускай тем и наполнит свой день.
Славно в любви умереть, и славен, кто страстью единой
Мог наслаждаться; когда б милой владел только я!
Помнится мне, что она легкомысленных дев осуждает,
50 Всю «Илиаду» бранит из-за Елены одной.
Пусть мне пригубить дадут из чаши мачехи Федры,
Чаши, что пасынку встарь не причинила вреда,
Пусть отравляют меня волшебным зельем Цирцеи
Или в колхидском котле жгут на иолкском огне,[360] —
55 Но раз всю душу свою одной я единственной отдал,
Пусть лишь из дома ее вынесут тело мое.
Все недуги людей исцелять помогает лекарство,
Только страданья любви вовсе не терпят врачей.
Вылечил встарь Махаон Филоктету распухшие ноги,
60 Также Хирон Филлирид Фениксу зренье вернул;
Критскими травами бог Эпидаврский вернул Андрогея
К жизни и вновь возвратил отчим его очагам;
И, получивши в бою от копья гемонийского рану,
Был тем же самым копьем юный мисиец спасен.[361]
65 Если ж кто рану мою исцелить оказался бы в силах,
Он бы и Танталу мог яблоко в руку вложить,
И Данаидам помочь наполнить бездонную бочку,
С нежных девичьих плеч урны тяжелые сняв;
349
350
351
353
354
355
357
358
359
360